— Да вы не можете меня вот так оставить! Нам негде жить! — крикнула я участковому в проем между лестницей. Он даже голову не поднял.
— Обратитесь к знакомым!
Перевела взгляд на бывшую подругу. Она нагло ухмыльнулась, и, не слова не говоря, закрыла дверь прямо перед моим носом.
Я застонала.
Глава 42
Что делает человек, когда остается без жилья?
Правильно: начинает вспоминать обо всех своих знакомых, дальних и не очень. Моя телефонная книжка была не очень богатой: буквально несколько имен, и по всем им мне пришлось пройти с низко опущенной головой.
Звонить и говорить, что я на мели, с ребенком, без жилья – это было выше моих сил, и я, буквально давя в себе все чувства, пыталась поддерживать разговор.
— Ой, ну что ты, я же давно уехала из города, — моя давняя знакомая по детскому дому, у которой я когда-то была в гостях на смотринах новорожденной дочки даже не сразу меня узнала.
— Да я сама с мужиком живу, куда мне тебя подселять, сама подумай, — Ангелинка никогда не стеснялась говорить правду в лицо, а по телефону – и подавно. — Еще переметнется, того и гляди. Нет уж.
— Так у тебя ж квартира была? Ключи, что ли, потеряла? — Олеся вообще решила поиграть в несознанку. Положив трубку, я почувствовала себя не очень хорошо, будто бы была невидимкой для всего мира.
Лешка сидел на деревянном ограждении для песочницы и доставал камешки. Я следила, чтобы ни один не отправился в рот, но все это происходило на каком-то отстранённом уровне.
Вечер опускался холодной прохладой, уже начали зажигаться фонари. С детской площадки потихоньку исчезали родители с малышами, и мне тоже нужно было бы уйти – так долго мы обычно не проводили время на улице. Мой нос уже покраснел, у Лешика, несмотря на то, что он был одет по погоде, тоже скопились под носом сопельки.
Вздохнув, я убрала телефон в сумку. Достала носовой платок, бутылочку со смесью, упакованную в термос, сохраняющий тепло.
Завтра мы с малышом ложимся в больницу на несколько дней, ожидая операции, но сегодняшнюю ночь нужно будет как-то пережить.
Я заглянула в кошелек. Этих жалких крох не хватит даже на хостел, а ведь нужно будет еще приобрести продукты! Кроме того, внутри, в самой сердцевине мозга свербила мысль о том, что наверняка нужно будет оплачивать лекарства, как это всегда бывает в наших больницах. И вот с этим-то у меня возникнут не просто сложности – это будет полный провал.
Но об этом можно будет подумать завтра, а сегодня…
Я снова, в который раз, подняла сумку, подхватила ребенка, и поплелась со своей ношей на автобусную остановку.
Куда идут те, кто делает вид, что ждет?
Ждет перемен, ждет изменений в лучшую сторону, ждет, когда надежда сверкнет в душе редким солнечным лучом?
Или надеется вдохнуть в себя тот незримый аромат встреч и расставаний, который горьким привкусом осядет на губах и напомнит нам о том, что жизнь – коротка и нужно пытаться плыть вперед, ни в коем случае не опуская рук?
Только в одно место.
На железнодорожный вокзал.
Как ни странно, но именно тут, на железнодорожном вокзале, примостившись за буфетом, там, где можно привлечь меньше всего внимания к себе и заснувшему на руках малышу, глядя на столпотворение людей, взбудораженных предстоящими поездками, я горше всего ощутила свое одиночество.
Однажды я пошла в гости к подруге в район, в котором никогда не была. Проверила адрес: кажется, все правильно, но дом состоял из трёх совершенно одинаковых длинных многоэтажных подъездов без номеров.
Я позвонила в домофон, но мне не успели ответить: кто-то выходил и случайно открыл мне двери, впустив в подъезд.
Лифт, шестой этаж, квартира слева - все, как говорила подружка.
Зная, что в квартире маленький ребенок, я не стала звонить, а тихонько опустила за ручку, потянула на себя.
В коридоре огляделась: очень милая однокомнатная квартира, только немного старушечья, что ли: ковры, коврики, шторки вместо дверей.
Я тихонько позвала хозяйку, понимая, что она меня не услышала, и тут чуть не упала.
Хозяйка смотрела телевизор в чистенькой, заставленной комнате. Однако она никак не могла быть моей подругой просто потому, что была раза в три старше.
Сухонькая поджарая бабушка в теплом спортивном костюме приветливо и очень удивлённо поздоровалась со мной.
Я сразу же поняла свою ошибку - вошла не в тот подъезд, а номер квартиры не проверила.
— Ничего, бывает, — совершенно спокойно улыбнулась мне женщина.
Я спешно ретировалась, но успела увидеть, как она, вздохнув, снова садится на свой застреленный диванчик и снова начинает смотреть телевизор.
В этот момент, уже в подъезде, мне показалось, что я заглянула в машину времени, увидела свое будущее.
И мне стало так страшно, так тоскливо, так паршиво на душе! Несмотря на то, что я всегда говорила, что хочу побыть одна, нуждаюсь в личном пространстве, я поняла, что однажды настанет такой день, когда этого пространства будет так много, что единственным развлечением и эмоциональной отдушиной станет случайно забредшая в квартиру девчонка, которая перепутала подъезды.
Спустя несколько десятков лет, возможно, я буду также сидеть в полном одиночестве, а маленькой однокомнатной квартире, украшенной коврами для тепла и смотреть телевизор, и думать о том, что мне не к кому и некуда спешить. И это самое печальное, что может произойти с человеком.
Наверное, Алексей тоже предчувствовал это дыхание осени, и потому уцепился за этот призрачный шанс стать отцом.
Но он сам виноват во всем, сам.
Глава 43
— Мы берем вас без очереди по рекомендации коллег, — пояснил мне главный врач больницы, куда с утра пораньше мы приехали с Алешкой. У меня начала болеть голова, в глаза будто песка насыпали, руки тянуло – всю ночь я держала малыша на руках, и, несмотря на его вроде бы небольшой вес, за это время успела ужасно устать.
Несколько раз ко мне подходили люди с бегающими глазами, но я тут же выпрямлялась и смеривала этих проходимцев горделивым взглядом, чтобы знали: не суйтесь! И потому не то, что не выспалась, я была просто без сил.
Мужчина в белом халате и белой маске на половину лица перекладывал документы, снимки, выписки из папки, которую я привезла из клиники Грецких.
Иногда он хмыкал что-то себе под нос, видимо, выявляя какие-то новые для себя данные, иногда почесывал нос, но совсем не смотрел на меня.
Лешка нервничал, начал капризничать – видимо, сутки в верхней одежде дали о себе знать, он извивался, как мог, а я пыталась его удержать на коленях – то еще развлечение!
