Она вся сжимается, и я тут же оглаживаю ее по плечам, рукам, хочу, чтобы она доверилась мне и поняла, что я говорю чистую правду.
— А вдруг ты погорячишься еще, а Алешка…он же все примет тебя. Привыкнет… — мне хочется и рычать от бессильной злобы на себя прошлого, и в то же время довольно щуриться: несмотря ни на что, Тася идет на диалог, она делится своими самыми малейшими страхами!
— Я мужчина и я все решу. Твое дело — беречь наш очаг, поняла? — вдруг подмигиваю я ей и она удивленно застывает.
— В каком это смысле? — это удивление так явно написано на ее уставшем лице, что я смеюсь.
— В прямом, Тася, в прямом.
Глава 51
Мы садимся в такси, и она удивленно поглядывает на меня. Будто бы не верит, что я – это действительно я.
Я похлопываю ее по руке.
— Эй, шеф, без сдачи и поскорее, — протягиваю водителю купюру покрупнее и называю по памяти адрес Таси. Она морщится, хочет что-то сказать.
— Спокойно, — говорю ей, беру ее ладошки в свои руки и растираю каждый палец, будто пытаюсь согреть. На самом деле даю ей снова привыкнуть ко мне, к моим прикосновениям.
Понимаю: в ее голове все еще сидит образ того мужика, который сказал ей после ночи страсти убираться из дома, если результат ДНК будет отрицательным.
Какой-то дурак, а не мужик, честное слово!
— Зачем, — выдыхает она и я вижу, как сильно действуют на нее мои прикосновения.
Мне это правда льстит – такая незамысловатая ласка, скрытая нежность, но я вижу, как она меняется на моих глазах, расслабляется, ее словно отпускают стальные путы.
Подношу ее пальцы к своим губам и целую каждый.
Мягко, просто, легко. Смотрю при этом ей прямо в глаза и не отпускаю ее взгляд, заставляя смотреть только на меня, и верить, и не сомневаться ни в чем.
Каждый мягкий поцелуй откликается в ней – я вижу, как от удовольствия она чуть дергает бедрами и прикрывает глаза.
Ох, Тася… если скажу, что это зрелище никак не действует на меня, - совру.
Машина останавливается довольно быстро – это не такой большой город, где за время поездки в такси можно сделать с понравившейся девушкой все, что угодно, а потом еще и повторить. Все, что я успеваю – это расположить ее к себе, помочь расслабиться и проложить дорожку к доверию.
Шутка ли – все это время она думала обо мне совсем иначе, да и я…
Нам о многом придется договориться, научиться снова доверять, но то, что сейчас мы едем к Тасе домой за ее вещами, говорит о том, что мы на верном пути.
Иначе и быть не может.
Потому что я-то для себя уже все решил.
— Приехали, — таксист не поворачивается когда тормозит, видимо, считает, что я вовсю начал наступательную деятельность – как мужчина он меня понимает, чувствую это.
И тут Тася выкручивается, прикладывает руки к лицу, и вдруг резко, неожиданно, судорожно плачет.
— Тася, что? Что случилось?
Таксист резко поворачивается – а вдруг при его молчаливом попустительстве произошло ЧП, преступление?
— Леш, не надо было ко мне…То есть сюда… ехать.
Не понимаю.
Отвожу ее руки от лица, вглядываюсь, пытаясь понять, считать эмоции, но она жмурится, не дается и будто выскальзывает из моих рук, пытается упорхнуть.
Чувствую, как этот призрачный мостик доверия, с таким трудом выстроенный мной за несколько часов, штормит и шатается. Вот-вот разлетится.
Да в чем дело-то?
Я слишком напираю? Да, но по-другому с этой девушкой нельзя. Иначе она скользнет в свою раковину и будет там сидеть еще несколько лет, прежде чем позволит себе быть счастливой, вернее, позволит нам быть счастливыми!
Понятное дело, ей необходимо во всем разобраться самой, уложить в голове всю ту информацию, что я ей дал, прийти к выводу, что я теперь с ней, отвечаю за них и беру за ее семью ответственность на себя.
Потому что хочу, чтобы потом они стали моей семьей.
Считает, что я тороплюсь?
Мы и без того потеряли без малого два года. Еще два года – и я стану больным неврастеником с такими закидонами!
Чувствую, как в кармане пальто захлебывается вибрацией сотовый телефон – из-за различий во времени приходится быть всегда на связи со всеми, но сейчас я просто не могу себе позволить даже посмотреть на экран телефона.
Потому что понимаю, что, если отведу взгляд, если дам ей возможность, малейшую возможность снова начать сомневаться, она примет решение, и это решение мне точно не понравится.
Между нами все еще хрупко, как тонкий весенний лед, и я должен все это изменить. И делаю это каждую минуту, как нахожусь с ней.
Все же я верно решил вернуться сюда, увидеться и поговорить. Как на исповеди очистил душу и получил (тут же получил!) не только прощение для себя, но и для нее.
— Леш, я такая дура, — хмыкает она.
Пожимаю плечами.
— Это не мой дом.
— Ничего не понимаю. Ты тут прописана, я же сам видел твои документы, когда ты упала мне под ноги.
Она ерошится, понятное дело – кому приятно вспоминать о плохом, о болезни?
Тася вытирает руками лицо, запрокидывает голову, зло посмеивается, явно над собой.
— Я такая ду-у-ура, — гундит она. — Это же уже не мой дом.
— Слушай, я привез тебя сюда, чтобы ты забрала документы, вещи, которые тебе понадобятся. Картинки свои, не знаю…акварельные… Думал передать ключ помощнику, пригласить клининговую компанию, чтобы навели порядок. Квартира как была, так и останется твоей, понимаю, что тебе будет комфортнее, если за плечами у тебя всегда будет что-то свое, личное…
Подбираю слова, чтобы нащупать, понять причины истерики.
— Ты не понимаешь, — она, вроде бы успокоившись, берет себя в руки. — Это не моя квартира больше. Лиза переписала документы на себя, теперь она – владелица моей жилплощади.
Это мы еще посмотрим.
Кто там такая Лиза-подлиза, что решила обидеть мою женщину?
— Выходи.
Она выглядывает из двери и смотрит наверх, видимо, в окна. Уже светает, и практически нигде в доме свет не горит. В ее окнах и подавно.
— Пока поднимаемся, все и расскажешь. Кто там такой ушлый, что меньше, чем за неделю квартиру приватизировал?
— Это моя подруга…бывшая, — поясняет Тася. Мы выбираемся из машины и медленно подходим к подъезду пятиэтажки. — Она с братишкой жили у меня, потому что здесь рядом хорошая школа. Сначала я прописала его, чтобы он смог учиться здесь, потом ее. А перед отъездом к тебе… она принесла документы, и я их подписала.
