Благодаря его удару мое сознание приходит в норму. Я четко вижу все и осознаю, что нужно делать и как действовать. Мои рецепторы наполняются жизнью, а тело с удовольствием вспоминает все, что было забыто. Это как езда на велосипеде, как секс.
От Жука никакой внезапности уже быть не может: я напряжен, натянут как струна, и ситуация, как обычно, под контролем.
Теперь-то он один, без припевал, без монтировок, с голыми руками.
Я тоже все это время не чай пил, я следил за собой, мое тело готово к такому повороту.
В драке все просто: мгновенная оценка ситуации в целом – выработка плана действий – перехват инициативы – нанесение максимального урона противнику – быстрое удаление с места боя.
Подавляемые последнее время агрессивность, жестокость, упорство резко вываливаются из моего подсознания, с радостью заполняя все тело.
Несмотря на отсутствие соответствующих тренировок, мышцы натянуто ноют, зная, как действовать. Тело становится машиной – мне нужно проучить этого придурка.
Жестко оскалившись, бросаюсь на него, вложив всю свою силу в сжатый кулак.
Удар. Еще удар.
Он резко перемещается в сторону и тут же пинает с размаху меня в живот. Фоном раздается женский визг, но мне уже не до этой сигнализации: надо действовать.
Разворачиваюсь корпусом и выстреливаю точным ударом ноги вперед, откуда только что получил неожиданный удар. Вложенная сила окупает себя: слышу сдавленное рычание, и этой миллисекунды хватает, чтобы снова стать собой. Зрение и координация, пошатнувшиеся от внезапного удара дрыща, восстанавливаются.
Он летит на меня с кулаками, но я уже бесцеремонно пинаю его в пах, он падает, утирая кровь по лицу. Пинать поверженного противника – не мой метод, хотя…
— Остановитесь! — слышу я и в этот момент вижу, как блестит лезвие ножа.
Я не удивлен тому, что этот зэк притащил с собой бабочку. Удивлен тому, что он сразу не пустил ее в ход, но, хотя это и понятно: ему нужно было вылить на меня всю ненависть за то, что является жалким неудачником.
Противным сталкером, чьи интересы – залезть девчонке под юбку.
Он делает выпад с ножом вперед, я хватаю его в обнимку, пытаясь перехватить руку с ножом.
Жук делает обманное движение, и я тут же ощущаю в груди жжение от резкого удара.
Мы замираем.
Я ощущаю, как по руке, по пальцам льется теплая, вязкая кровь.
В голове начинает шуметь.
Перед глазами плывут мушки.
И теперь я слышу, как кричит Тася, зовет на помощь, колотит по дверям ногами.
Глава 54 Таисия
Задыхаюсь от нахлынувших мыслей. От усталости и страха к горлу подкатывает тошнота. Подношу руку к горлу, стараюсь дышать носом, и тошнота сходит на нет. Спазм отпускает горло и снова делаю шаг вперед.
Тошнота накатывает несколько раз, но все держусь и не даю себе времени расслабиться.
Меня поддерживает мысль о том, что я должна, просто обязана помочь своему мужчине.
Он – мое средоточие, мое сердце, моя боль и мое проклятие. Хватит прятаться от самой себя, нужно принимать решение раз и навсегда. Пора взрослеть.
Наконец, достигаю последней ступеньки. Распрямляю плечи, удерживая рвотные позывы – так кружится голова от приложенных к передвижению усилий.
Никто из соседей не вышел на помощь, хотя я точно знала, что там, за дверьми кипит чья-то жизнь.
Мне страшно подходить к двум мужчинам, которые свалились будто бы в смертельной хватке на грязный пол подъезда, но я одна и только я могу им помочь.
Сверху лежит Жук, и я с трудом, но откатываю его в сторону, и тут же сжимаю рот рукой, чтобы не завизжать на весь дом: под ним, на расстегнутом пальто Алексея, на его пуловере видно, как растекается кровь.
Видит бог, вселенная, насколько мне стало плохо от этого зрелища.
Я точно знаю, что в самых страшных снах, невыносимых кошмарах, какие только может родить уставшее подсознание, я буду видеть эту картину. И каждое утро буду просыпаться на мокрой подушке, покрытой слезами, как листва - росой.
Вою внутри себя, кричу, как раненный зверь, как самка, потерявшая детеныша, как женщина, лишившаяся любимого. Мне кажется, что этой звуковой волной можно разбить стекла в подъезде, но вдруг понимаю, что кричу беззвучно.
Все сердце – в лоскуты.
И я начинаю шептать про себя что-то малопонятное, будто бы молитву самым высшим силам о том, чтобы они помогли, спасли, защитили его.
Склоняюсь над ним, поднимаю голову на свои колени.
Все это происходит в одно мгновение, но мне кажется, что за это время прошли месяцы, недели, годы…
— Леша, Алексей, Лешечка, — сиплю помертвевшими губами. — Очнись, миленький, очнись…
И вдруг происходит это. Я даже поверить не могу: он хрипит и поворачивает голову. Открывает глаза.
Моргает несколько раз, видимо, приходя в себя – падение на бетонный пол, похоже, совсем отключило сознание. Он проводит рукой по своей груди, и я, увидев это, снова начинаю реветь.
— Спокойно, — неожиданно говорит мне Алексей.
Он привстает, держится рукой за голову, которая, кажется, кружится от удара, а я пытаюсь его придержать, чтобы он не упал от потери крови, или еще чего…
— Спокойно! — повторяет он мне и наклоняется над Жуком. Вдруг резко снимает пальто, бросает его в угол на грязный пол, через верх стягивает свой пуловер, а после и рубашку. Рвет ее пополам, и начинает раздевать Жука.
Я с вытаращенными от удивления, шока глазами, наблюдаю за тем, что происходит. И понимаю тут же, что на теле Алексея нет ран. Эта кровь – не его. Не его!!
— В скорую, скорую звони, — чертыхается сквозь зубы Грецких, и я тут же следую его совету.
Но тут вдруг вижу краем глаза, что к нашему подъезду подъезжает автомобиль скорой помощи. Буквально вываливаюсь в окно, открываю нараспашку и кричу двум врачам в синей форме, что вышли из авто:
— Пятый! Пятый этаж! Скорее! Скорее!
С другой стороны подъезжает полиция, но я уже не смотрю вниз. Я смотрю на методичные, уверенные движения Алексея, который делает перевязку Жуку. Тот пришел в себя, мычит от боли, но не дает себе возможности кричать на весь подъезд, как это делала, например, я.
Алексей снова, в который раз поражает меня, своим хладнокровием, своим спокойствием и своей уверенностью во всем. Мне кажется, нет такой ситуации, к которой он не был бы готов.
Я смотрю на все то, что разворачивается передо моими глазами, и ничего не делаю – только привыкаю к той мысли, что Алексей – мой Алексей! – жив.
Какой парадокс – стоит ему появиться на пороге моей жизни, как тут же все кардинально меняется, что-то происходит, будто бы ураган закручивает в воронку событий.
