Во мне снова начала подниматься злость.
– «Один идиот» – это ты про себя?
– Нет, – сказал он. – Это я про Мартина.
Все, хватит! Он меня довел до ручки.
– Встаньте вон там, – я показала солдатам за спину колдуна. – Ты, – сказала я одному из них. – Возьми дубину и встань прямо за ним. Сейчас мы будем с этой гнидой играть в гляделки. Внимательно смотри на мое лицо. Увидишь что-нибудь странное, сразу бей этого выродка по затылку.
– А чё, командир? – слегка очумело спросил солдат. – Когда бить-то? Я не понял.
– Если я вдруг побледнею резко, или увидишь, что мне плохо, или еще что-нибудь… Понял?
– Нуу… вроде да.
У меня есть одна способность… Мастер настаивал, чтобы я никогда не пользовалась ею. Он говорил, что пробудилась способность невовремя и что я очень легко разрушу сама себя, если начну применять ее. Но сейчас ситуация критическая, так что заветами Мастера придется пренебречь. Правильно? Я думаю, правильно.
Какая способность?.. А, ну… Ну это… В общем, я тоже людей умею взглядом подчинять.
Я сняла плащ с головы выродка. Грязное, но гордое лицо. Трое суток не бритое. На губах кровь запеклась. И блевотиной воняет.
Выродок заморгал, сморщился, попытался спрятать голову чуть ли не под мышкой.
– Что ж вы, сволочи, творите?.. – пробормотал он. – Из темноты – на яркий свет. Я ведь так и ослепнуть могу.
«Ах ты бедняжка», – думаю.
Я дала ему десять минут, чтобы проморгаться, а потом насильно подняла подбородок и заставила посмотреть мне в глаза.
И тут – первый раз в жизни – мой особенный талант меня подвел. Я и раньше практиковалась, тайком от Мастера. И всегда все получалось. А сейчас – ничего. Я была готова к борьбе, готова к тому, что выродок, в свою очередь, попытается подчинить меня своей воле, но у меня возникло чувство, что мне не с кем сражаться. Как будто я смотрю в пустоту. Не было противника. Ничего не было.
Я быстро устала и прекратила эту бесплодную возню.
Выродок осклабился.
– Не понял? – он напустил на себя удивленный вид. – Чего-чего это такое было?.. Аааа, понял! Неужто наша рыбонька колдоватеньки пыталася? А-аа?
Я с ненавистью посмотрела на его ухмыляющуюся морду. Мне нестерпимо захотелось как следует вмазать по этой морде, вбить улыбку ему в череп вместе с зубами, сломать в конце концов этого ублюдка. Как он не может понять, что он – в полной моей власти? Почему он не боится? Или он умело скрывает свой страх?
Но я не ударила. Я снова одела ему на голову «мешок», сделанный из его же собственного плаща и негромко сказала:
– Запомни одну вещь. Если Мартин умрет до того, как мы приедем в город, я тебя сама убью, без всякого суда. Подумай об этом.
– Какая разница, кто меня прикончит: ты или городской палач? – возразил он.
– Умирать можно по-разному…
– Не надо ля-ля. Ни ты, ни твои идиоты даже отдаленного представления не имеете, как пытать человека так, чтобы он заговорил.
– Если Мартин…
Он перебил меня:
– Не надо возлагать на меня ответственности за то, что я не могу изменить. Если Мартин умрет, в этом виноват будет один-единственный человек – ты сама.
…Мастер, ну почему ты так далеко? Что мне делать? Отдать убийцу правосудию – мой долг, но что, если цена справедливого возмездия – жизнь еще одного человека, моего ученика? Я не могу… Не хочу… Пусть кто-нибудь другой решает. Мой Мастер, ты учил нас свободе, но я не хочу ТАКОЙ свободы!!!
…Кажется, моего врага тоже терзали какие-то сомнения. Остаток дня он молчал, лицо его по-прежнему было закрыто, но я чувствовала – что-то грызет его изнутри, какое-то неясное колебание, может быть – даже страх… Неужели он испугался? Впервые полностью осознал, что его ждет в городе – и испугался? Может быть, он надеялся, что я его отпущу, а потом понял, что я пойду до конца, и испугался?
А готова ли я пойти до конца? Я и сама еще не знаю. Скорее нет, чем да. Если колдун вырвется на свободу, меня назовут дурой, сделают выговор, может быть – даже выгонят из Ордена. С этим можно смириться. Но если Мартин умрет, а я буду знать, что могла его спасти, но не спасла, как я смогу жить дальше?..
Вечером, когда солдаты ушли в лес за дровами, а Мартин забылся тревожным беспокойным сном, я подошла к колдуну и села рядом с ним. Но прежде, чем я успела открыть рот, он сказал:
– Я согласен.
Он что, мои мысли читает? Нет, нет, что еще за бред…
– С чем согласен?
– Я вылечу Мартина. Этой же ночью.
– Почему ты изменил свое решение?
– Ты уперлась, а потом будет поздно что-то менять. Я его вылечу, а ты замолвишь за меня словечко в городе.
Неужели?.. Нет, я не могу поверить. Мы оба прекрасно понимали, как мало будут значить мои слова на суде. Но… Неужели этот подонок согласился сделать доброе дело – ПРОСТО ТАК? У меня даже слезы на глаза навернулись, хотя, наверное, я вот уже лет семь не плакала. Не могу поверить. Чудо какое-то.
– Если ты его вылечишь, и я увижу, что он действительно пошел на поправку, – хрипло сказала я, – то за день пути до Кэлэмтона я тебя отпущу.
Он почему-то вдруг заволновался, даже наклонился ко мне. Быстро зашептал:
– Нет-нет, день пути – это слишком мало. Мне нужно хотя бы два дня. Отпусти меня сегодня ночью или завтра. Если за день пути – меня поймают. У меня почти не осталось сил. Я не смогу быстро восстановить энергию, чтобы спрятаться.
– Извини. Это все, что я могу для тебя сделать.
– Я не согласен…
– Ты УЖЕ согласился, – холодно напомнила я ему.
Он откинулся назад. Хмыкнул. Все вернулось на круги своя. Мы снова враги.
– Да, ты права, – сказал он каким-то странным голосом. – Я УЖЕ согласился.
Из леса вернулись солдаты, нагруженные хворостом.
– Развяжи мне руки, – сказал колдун.
– Ты собираешься начать прямо сейчас?
– Нет. Нужно дождаться ночи.
– Ночью и развяжу.
– Я уже давно не чувствую рук. Мне надо размять их.
Солдаты удивленно смотрели, как я разрезаю веревки, но не осмеливались возражать. Мартин так и не проснулся.
Сначала руки колдуна висели, как две плети, а потом он завыл от боли, когда кровь снова начала поступать в онемевшие конечности. Через некоторое время он прекратил выть и начал кое-как шевелиться. Попробовал встать – я заодно разрезала веревки у него и на ногах. Повторилась та же история. Когда к нему вернулась способность худо-бедно управлять своим телом, он самостоятельно снял плащ с головы. Я напряглась, но он всего лишь попросил воды – умыться. Потом взял свою миску и стал есть. К тому моменту, когда он закончил с ужином, его руки перестали трястись. Он восстанавливался почти также быстро, как яг.
