Джоффри отчаянно боролся с приступом, собрав в кулак всю волю.
– Нет! – завизжал он, прижимая пальцы к вискам. – Нет, нет, нет!
И сила его воли, подстегиваемая отчаянием, победила. Приступ отступил, хотя и ненадолго. Мальчик шумно выдохнул и, пошатываясь, пошел через подъездную дорогу в сторону дома. Он чувствовал, что приступ притаился где-то на грани сознания и, как хищник, ждет момента, чтобы снова на него наброситься.
Везеул, преследовавший Диану, тяжело дышал, и теперь его угрозы сменились французскими ругательствами, которые Диана, к счастью для нее, не понимала. Еще один поворот – и вот перед ней открылся круглый центр лабиринта: она выскочила на открытое пространство. Она уже почти пересекла его, когда у нее за спиной раздался ликующий возглас:
– Все, шлюшка! Наконец-то!
Диана из последних сил бросилась вперед, но когда она уже добежала до дальнего выхода с опушки, ее сбил с ног мощный удар между лопатками. Судорожно хватая ртом воздух, она рухнула на колени и краем глаза заметила золотую змеиную голову, блестевшую на фоне зеленой травы. Когда Диана стала подниматься на ноги – еще не успела дотянуться до своего ножа, – Везеул крепко схватил ее за плечо.
Глава 24
Мрачный и непреклонный, Френсис молча ждал, когда Джервейз заговорит. Хотя из салона доносился гул голосов, в вестибюле они были одни. Не зная, с чего начать, Джервейз рассматривал стоявшие у стены рыцарские доспехи XIV века. «Какого черта они здесь стоят?» – промелькнуло у него. Должно быть, они нравились его деду. Или прадеду. Он положил одну руку на забрало и, не глядя на Френсиса, нерешительно произнес:
– Прошу прощения за… за то, что наговорил тебе. Это было непростительно с моей стороны.
– Да, – кивнул Френсис, не собираясь облегчать кузену задачу.
Тяжело вздохнув, виконт продолжил:
– То, что я сказал, не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к Джоффри. Только ко мне.
На этот раз ответом ему было молчание. Он повернулся к кузену. Френсис смотрел на него пристально, но уже не так враждебно. Какое-то время помолчав, он все же сказал:
– Считай, что все забыто. Новость, которую я тебе сообщил, любого потрясла бы, так что ты тогда не мог рассуждать здраво. Но ты же наверняка знаешь, – он понизил голос и огляделся, удостоверяясь, что их никто не слышал, – что я не более способен осквернить мальчика, чем ты – изнасиловать девочку.
Джервейз поморщился, подумав о том, что Джоффри будет с Френсисом в большей безопасности, чем когда-то юная Диана была с ним самим. Стараясь скрыть свою реакцию от слишком уж наблюдательного кузена, он сказал:
– Сомневаюсь, что ты когда-нибудь сможешь со мной сравниться по части недостойного поведения.
Френсис усмехнулся и тем самым разрядил обстановку.
– До моего отъезда нам с тобой нужно как-нибудь вечером сходить вместе в мой клуб и обменяться небылицами о нашем распутстве.
Едва заметно улыбнувшись, Джервейз протянул кузену руку.
– Мне будет тебя не хватать.
– Мне тебя тоже. Я буду иногда возвращаться в Англию. А ты можешь приехать ко мне в гости, когда мы где-нибудь обоснуемся.
Френсис пожал руку Джервейзу, и несколько мгновений они постояли так; их объединяло не только родство, но и общие счастливые воспоминания – начиная с тех времен, когда Френсис повсюду ходил за старшим кузеном как тень.
Внезапно в зал влетел Джоффри. Когда он бежал по мраморному полу, его ноги заскользили, и, пытаясь остановиться, он налетел на отца. Мальчик был без куртки, весь грязный, на щеке кровоточила царапина, а в глазах плескалась паника.
– Помогите маме! – выдохнул он. – Она в лабиринте, за ней гонится плохой человек.
Джервейз замер. На мгновение к нему вернулась не до конца побежденная ревность, и промелькнула мысль, что его жена встречалась с любовником, а мальчик просто неправильно понял ситуацию. Но подозрения рассеялись, когда Джоффри схватил его за руку и прокричал:
– Мама сказала, это Везеул! Она послала меня за помощью! Мама визжала! Он хочет сделать ей больно!
К ужасу обоих мужчин, глаза ребенка вдруг закатились, и он упал на мраморный пол, а затем послышалось его тяжелое дыхание – то было начало приступа эпилепсии. Тихо выругавшись, Джервейз присел рядом с сыном, стянул с себя сюртук и подложил ему под голову. Но было ясно: сейчас Джоффри нуждался в нем гораздо меньше, чем Диана. И ему тотчас же вспомнилась пугающая картина: похоже, Везеул ходил возле дома Дианы вовсе не по шпионским делам – его привела туда необычайная красота Дианы. Было известно, что французу за его жестокость закрыли доступ в лондонские бордели, так что выходило… О боже! Если негодяй посмел напасть на Диану здесь, в Обинвуде, значит, намеревался…
Джервейз вскочил на ноги и быстро проговорил:
– Припадок закончится через несколько минут. Проследи, чтобы он не поранил себя. Пошли за нянькой, ее зовут Мадлен. Она знает, что делать. Потом отправь людей к лабиринту. Везеул опасен.
Виконт бросился к двери, а Френсис опустился на колени рядом с бившимся в припадке ребенком. Несмотря на обстоятельства, на сердце у него потеплело. Джервейз доверил ему сына, и этим вполне естественным поступком он полностью загладил свою вину за нанесенное ему оскорбление.
Везеул схватил Диану за плечо, нависая над ней всем своим огромным телом. Он тяжело дышал, и его дикий взгляд выдавал в нем свирепого зверя. С силой ударив Диану ладонью по щеке, он заорал:
– Это должно поубавить в тебе спеси, сучка!
Диана вскрикнула – и почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Тут француз уселся ей на бедра, лишив возможности двигаться, и теперь она оказалась беспомощной точно тряпичная кукла. Не обращая внимания на ее слабые попытки сопротивляться, граф склонился над ней и прошептал:
– Какая изысканная красота… Абсолютное совершенство… Если бы ты раньше была более сговорчивой, я бы показал тебе наслаждения, которых ты с англичанином никогда не знала. Холодные руки, холодное сердце – вот кто такие англичане. – Он запустил пальцы ей в волосы, а другой рукой больно сжал грудь. – Ох, жаль будет тебя убивать, такая красота пропадет… Но, с другой стороны, разрушение подобной красоты – это высокое искусство, и я почерпну в нем силу и мощь. Никто никогда больше не познает тебя, и это обстоятельство очень меня порадует.
Диана тихо застонала. Безумие этого человека действовало почти так же парализующе, как ее собственная слабость. И тут Везеул разорвал лиф ее платья, потом – все слои нижнего белья. Обнажив груди Дианы, он стал обеими руками щипать ее соски. Она вскрикнула, а граф сладострастно вздохнул и пробормотал:
– Жаль, что так мало времени, но мне хватит. Я, знаешь ли, художник разрушения. Сегодня я уничтожу тебя, самый совершенный образец женской красоты, какой мне только доводилось видеть. Потом я отправлюсь в Лондон и сплету блестящую паутину лжи, которая уничтожит Уэллесли, лучшего воина нашего века после самого Бонапарта. – Кончик его языка внезапно высунулся, словно змеиное жало, и облизнул губы. – И тем самым я уничтожу и твоего мужа, чистейший образчик холодного сурового англичанина. Будь они все прокляты!
