«Но если какие-то шесть дней разлуки привели к такому впечатляющему результату, то каким же было бы наше воссоединение, если бы мы расстались на две недели? – подумал вдруг Джервейз с некоторым удивлением. – Хм… пожалуй, я бы не выжил, умер бы во время соития. Хотя, с другой стороны… Вряд ли можно мечтать о более прекрасной смерти».
Вскоре он задремал, надеясь, что Диана так крепко уснет, что забудет отправить его домой. Ему очень хотелось хоть раз провести с ней всю ночь.
Внезапно раздался тихий стук в дверь, но Джервейз к этому времени уже настолько расслабился, что не шелохнулся. Диана же в тревоге замерла, потом выскользнула из объятий любовника. Джервейз услышал легкий шорох – это она надевала халат, – но не мог разобрать, о чем шептались у двери.
Диана вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь, и сладостное умиротворение Джервейза тотчас сменилось беспокойством. Окончательно проснувшись, он со злостью подумал: «Неужели в этот час к ней мог прийти другой любовник? Небось какой-нибудь проклятый игрок – только что выбрался из-за карточного стола и заглянул по дороге, чтобы завершить развлекательную программу этого вечера».
Охваченный гневом, виконт вскочил на ноги. При красноватом свете догоравшего камина он поспешно оделся и вышел в коридор. Где-то в отдалении еще слышались шаги Дианы. Джервейз решительно зашагал следом за любовницей. Черт побери, кто же обладал таким влиянием на нее, что мог поднять с постели в такой час? Даже в темноте он легко нашел лестницу, по которой поднялась Диана, и бесшумно, точно кот на охоте, помчался за любовницей, перепрыгивая через две ступеньки.
Странно, что она встречалась с кем-то наверху. Хотя… не могла же она привести в свою спальню другого мужчину, когда там уже находился он, Джервейз. Интересно, сколько же еще кроватей она держала наготове?
В холле второго этажа было темно, лишь тусклая полоска света падала на пол из приоткрытой двери одной из комнат. Проклиная себя за любопытство, которое не принесет ему ничего, кроме боли, Джервейз осторожно подошел к этой двери и заглянул в комнату.
Зрелище, представшее перед ним, действительно оказалось шокирующим. Конвульсии всегда выглядят ужасно, но особенно страшно наблюдать такое состояние у ребенка. Тело мальчика выгибалось дугой, сотрясая всю кровать, и по комнате разносились жуткие звуки. Рядом с ним сидела Диана с искаженным от душевной боли лицом, и довольно ловко удерживала мальчика, чтобы тот не свалился на пол. Мельком заметив, что в комнате находилась также пожилая женщина с суровым лицом – рядом с ней стояла молодая горничная, – Джервейз обратил взор на мальчика и Диану.
Наконец приступ закончился, воцарилась тишина, и дыхание ребенка выровнялось. Диана склонилась над мальчиком, обнимая его с бесконечной нежностью.
Джервейз замер, охваченный противоречивыми чувствами. Он испытывал облегчение: ведь Диана ушла не к другому любовнику, – но одновременно его терзала какая-то странная ревность – из-за того, что она одаривала такой нежностью не его, а другого человека. Разумеется, он прекрасно понимал, что глупо и нелепо завидовать ребенку, но в каком-то смысле он в эти мгновения и сам был ребенком: наблюдая за мучениями мальчика, Джервейз чувствовал себя так, словно мучился вместе с ним.
Невидимый в темном коридоре, он мог бы тихо уйти, унося с собой свою мелкую обиду, которую потом спрятал бы так надежно, что вскоре забыл бы о ней навсегда, но вместо этого Джервейз осторожно шагнул в комнату.
Все тотчас же повернулись к нему, но он видел только две фигуры на кровати – женщину и ребенка, смотревших на него одинаковыми лазурными глазами. На лице мальчика появилось вопросительное выражение, но Диана, обычно нежная и ласковая, сейчас взирала на него с яростью тигрицы, защищавшей своего тигренка. «Неужели эта мегера и есть настоящая Диана, а нежная любовница – всего лишь хорошо отрепетированная роль?» – промелькнуло у Джервейза.
Когда он приблизился к кровати, напряжение в комнате стало почти осязаемым и взрывоопасным, и не замечал этого только мальчик, который спросил:
– Вы кто такой?
Джервейз присел на край кровати и тихо ответил:
– Меня зовут Сент-Обин, я друг твоей мамы.
Мальчик подал ему руку.
– Добрый вечер, сэр. А я Джоффри Линдсей.
Джервейз и без этих слов понял, что перед ним сын Дианы, – ярко-синие глаза не оставляли в этом ни малейших сомнений. Рукопожатие ребенка оказалось на удивление крепким. Он внимательно посмотрел на гостя и спросил:
– А почему вы пришли с визитом так поздно?
Джервейз заметил, как напряглась Диана при этих словах мальчика. Но неужели она думала, что он назовет ее шлюхой при сыне? Хм… если так, то понятно, почему она так разозлилась. Обращаясь к Джоффри, Джервейз сказал:
– Я знаю, принятое для визитов время давно прошло, но я уезжал из города, а теперь заехал к вам в надежде, что твоя мама меня покормит.
Джоффри усмехнулся.
– Да, мама любит всех кормить.
– У нее это очень хорошо получается, – заметил виконт.
Как и следовало ожидать, сын Дианы оказался очень красивым с темными волосами и вполне взрослыми глазами, что было весьма необычно для мальчика его возраста. Судя по его улыбке, он унаследовал от матери и ее обаяние.
Джоффри внезапно помрачнел.
– А вы… вы видели, что тут происходило?
Джервейз кивнул.
– Да, видел. Припадок у тебя был довольно сильный. Ужасно неприятно, правда?
Выразительные глаза Джоффри расширились.
– У вас что, тоже бывают припадки?
– Сейчас – нет, но когда был мальчиком – то да, случались.
Теперь на виконта пристально смотрели обе пары лазурных глаз, и казалось, что Диана была уже не столь враждебно настроена. Тут она перевела взгляд на женщин, стоявших чуть поодаль, и молча кивнула. Обе тотчас вышли из комнаты, оставив Диану с сыном и любовником.
Джоффри с волнением в голосе спросил:
– Сэр, вы хотите сказать, что припадки бывают не только у меня? Я не один такой?
– Конечно, дорогой, ты же сам знаешь, – ответила вместо виконта Диана.
Но Джоффри покачал головой.
– Да, ты говорила, что я не один такой, но я никогда еще не встречал человека с тем же недугом, что у меня.
Значит, мальчик думал, что он такой один-единственный, что-то вроде монстра или ненормального. Это чувство Джервейз понимал даже слишком хорошо.
– Припадки не такая уж редкость, – сказал он. – Когда я служил в армии, у одного нашего капрала иногда случались приступы. И доктор однажды сказал мне, что при подходящих – или, лучше сказать, неподходящих – условиях они могут случиться у любого. Со мной это случалось, когда у меня был жар.
Джоффри чуть не подпрыгнул на кровати и закричал:
