– У меня так и бывает! Мама очень беспокоится, когда я болею, потому что тогда у меня бывает больше приступов.
Джервейз посмотрел на Диану, но она тотчас отвела глаза. Однако теперь стало понятно, почему она выглядела такой усталой, когда он пришел. Очевидно, ее сын болел.
– Конечно, твою маму это расстраивает, – сказал Джервейз. – Говорят, моя матушка тоже ужасно нервничала, когда я болел.
Джоффри пододвинулся поближе к гостю.
– А как это у вас было? Что вы чувствовали?
Джервейз мысленно перенесся на двадцать лет назад.
– Во время самого приступа я вообще ничего не чувствовал – как если бы спал, – но когда приступ только начинался… Знаешь, у меня было такое ощущение… как будто кто-то повязал вокруг моего лба ленту и тянул ее назад.
– Точно! – воскликнул Джоффри. – Как будто меня куда-то тянет великан. Иногда я с ним борюсь и отгоняю, и тогда приступ не случается.
Диана посмотрела на сына с удивлением.
– Ты иногда можешь остановить приступ в самом начале? Ты мне об этом не рассказывал.
Мальчик заерзал, искоса глядя на мать, и пробормотал:
– Это нечасто срабатывает.
Диана сокрушенно покачала головой.
– Ох, наверное, мама всегда обо всем узнает последней… – На Джервейза она все еще не смотрела.
Тут у виконта всплыло еще одно воспоминание, и он отрывисто сказал:
– Хуже всего – глаза. Я как будто исчезаю, а потом вдруг вижу, что лежу на земле, а вокруг собрались люди и смотрят на меня. Ох, все эти глаза…
Увидев, что Джоффри о чем-то задумался, Джервейз умолк. Эти взгляды посторонних, эти их глаза знал любой эпилептик. Глаза, полные любопытства, или страха, или же отвращения. Но, пожалуй, хуже всего – жалости. Джоффри тоже знал взгляды, но никогда не говорил матери. Немного помолчав, мальчик сказал:
– И вы ведь учились кататься верхом, хотя у вас бывали припадки?
– Конечно, – кивнул Джервейз.
Джоффри красноречиво посмотрел на мать, но Диана поспешно сказала:
– Молодой человек, не пора ли вам спать?
– Нет, я совсем не устал! – воскликнул Джоффри.
Но широкий зевок тотчас опроверг его слова. Тут на кровать прыгнул маленький котенок, внезапно появившийся откуда-то. Джоффри взял его на руки и пояснил:
– Когда у меня начался приступ, Тигр испугался и спрыгнул на пол. Он у меня всего несколько недель, а уже научился спать на моей кровати.
– Умный кот, – кивнул виконт, сдерживая улыбку.
– Было бы неплохо, молодой человек, если бы вы тоже попытались поспать на кровати, – заявила Диана, уложив сына на подушки и подоткнув одеяло вокруг него и котенка. – Сейчас не самое подходящее время для долгих разговоров. Лорду Сент-Обину пора ехать домой, чтобы тоже лечь спать.
Синие глаза мальчика распахнулись.
– Он что, настоящий лорд?..
Джервейз чуть не расхохотался: он не помнил другого случая, когда ему удалось бы так легко произвести на кого-либо впечатление.
– Да, самый настоящий, – ответил Джервейз. – Виконт, если быть точным.
Джоффри посмотрел на него с сомнением.
– А где же ваша фиолетовая мантия?
– Я надеваю ее только в особых случаях, когда не могу отвертеться. В ней очень неудобно, я вечно на нее наступаю, спотыкаюсь и сбиваю вазы со столов, – с серьезнейшим видом ответил Джервейз, поднялся и протянул мальчику руку. – Рад был с вами познакомиться, мистер Линдсей.
Джоффри пожал ему руку, затем протянул для пожатия лапку котенка. Виконт с таким же серьезным видом взял тоненькую полосатую лапку. У котенка же, по-видимому, не было своего мнения на сей счет. И тут Джервейз с удивлением воскликнул:
– Боже правый, у этого кота есть большие пальцы!
У Тигра действительно был на лапе длинный лишний палец, который торчал в сторону почти так же, как большой палец на человеческой руке.
Джоффри радостно улыбнулся и, уже почти засыпая, пробормотал:
– Мама говорит, страшно представить, что будут вытворять коты, если у них у всех появятся на лапах большие пальцы.
Джервейз с улыбкой покосился на Диану, но та смотрела на сына и выражение ее лица трудно было понять. Джоффри же все еще борясь со сном, закрыл глаза и прошептал:
– Вы когда-нибудь расскажете мне про армию?
– Расскажу, если хочешь, – отозвался виконт.
Диана с неудовольствием посмотрела на него, однако промолчала. Она наклонилась над сыном, чтобы поцеловать в щеку, а Джервейз тем временем вышел из комнаты и остался ждать за дверью. Несмотря на поздний час, он собирался кое о чем поговорить с любовницей.
Глава 10
Диана хмурилась, выходя в коридор. При Джоффри она сдерживалась, но сейчас ее гнев вышел наружу, и насмешливый блеск в глазах Джервейза отнюдь не успокаивал ее.
– Очевидно, слухи о вашей шпионской деятельности правдивы, – проговорила она вполголоса, пристально глядя на виконта.
Нисколько не обескураженный, Джервейз ответил:
– Признаюсь, мне стало любопытно, куда вы уходите в такой поздний час. Но если мальчик болел… Тогда я понимаю, почему вы так выглядели, когда я пришел.
– Вам пора уходить.
– Час действительно очень поздний, но мне еще не пора уходить. А если вы собираетесь ссориться, то давайте сделаем это внизу. В коридоре – ледяной холод.
Диана вздохнула. Он был прав, черт бы его побрал! Она дрожала не только от гнева, но и от холода. Джервейз взял у нее подсвечник, другой рукой обнял за плечи и повел вниз, в ее спальню. Несколько минут спустя Диана удобно расположилась у огня в кресле с высокой спинкой, с кашемировой шалью на плечах и со стаканом бренди в руке. Ей было странно, что за ней ухаживали: странно и приятно, – но она все равно хмурилась.
Джервейз присел возле камина и подбросил еще угля, чтобы пламя разгорелось поярче. Потом, усевшись в другое кресло, откинулся на спинку и вытянул перед собой ноги, скрестив в щиколотках. Бренди для себя он уже налил. В полумраке невозможно было разглядеть лицо – в игре света и теней оно временами казалось задумчивым, а иногда в нем виделось что-то хищное.
Но Диане не хотелось на него смотреть, и она уставилась на огонь в камине. Если он хотел поговорить – пусть сам что-нибудь скажет.
– Почему вы так рассердились? – спросил, наконец, виконт.
– Неужели непонятно? Пойти за мной наверх было с вашей стороны непростительной вольностью. Это вторжение в мою жизнь. Я очень старалась держать Джоффри в неведении относительного того, чем занимаюсь. И до сегодняшнего вечера мне это удавалось, а теперь…
