Та ночь была необычайно холодной для июля, а за окнами лил проливной дождь. Диана дремала, когда ее вдруг разбудил звук чьих-то шагов.
– Джоффри, это ты? – сонно пробормотала она.
– Нет, черт тебя подери, я не Джоффри! – Этот резкий гневный голос принадлежал взрослому мужчине.
Диана в испуге вздрогнула и резко приподнялась. Перед ее мысленным взором промелькнул пугающий образ Везеула, и она набрала в грудь побольше воздуха, чтобы позвать на помощь. Но ее крик тут же оборвался – непрошеный гость схватил ее одной рукой за плечо, другой зажал ей рот и яростно выпалил:
– Это всего лишь я, человек, который подарил тебе этот дом! Или ты все забыла? – Возможно, он сумасшедший? Эта мысль ужасно испугала Диану, и она стала бороться еще отчаяннее. А «сумасшедший» продолжал: – Я собираюсь зажечь свечу. Когда отпущу тебя, не кричи. А если с тобой в постели кто-то есть… Предлагаю ему уйти, или, клянусь богом, я сверну ему шею, даже если он вдвое моложе меня.
Незнакомец отпустил Диану, и она, заскользив по кровати, отодвинулась как можно дальше от него. Через несколько мгновений он повернулся к ней с горящей свечой в руке. Он был высокий, худой, на вид – лет пятидесяти. С его мокрого длинного плаща на кровать капала вода, а во влажных волосах виднелась обильная седина. Диана закуталась в одеяло, а незнакомец, посмотрев на нее, в изумлении отпрянул и прорычал:
– Черт подери, кто вы такая?
Этот человек был ужасно зол, но на сумасшедшего не походил. Немного успокоившись, Диана сказала:
– Это я должна задать вам такой вопрос.
– Где Мадлен?
– Я здесь, Николас. Я больше не сплю в этой комнате, – раздался со стороны дверей спокойный голос. При тусклом свете свечи Мадлен в дверном проеме было почти не видно, но бросился в глаза ее алый туго подпоясанный халат. – Дорогая, я слышала, как ты кричала, с тобой все в порядке?
– Да, – кивнула Диана.
На несколько секунд воцарилось молчание. Затем человек, которого Мадлен назвала Николасом, шагнул к ней и проговорил:
– Это действительно ты… – В его голосе звучала странная смесь ярости и тоски.
– Если ты хочешь со мной поговорить – здесь не самое подходящее место, – сказала Мадлен.
– Если я хочу с тобой поговорить?.. – Теперь гость выглядел так, словно вот-вот начнет крушить все вокруг.
– Диана, ложись спать, тебе нечего бояться, – сказала Мадлен и вышла из комнаты.
Николас тотчас последовал за ней.
Диана уставилась на закрывшуюся дверь. «Куртизанке нельзя влюбляться в своего покровителя», – вспомнились ей слова подруги. Было совершенно ясно: этот мужчина и есть тот самый таинственный покровитель Мэдди, о котором она вскользь упоминала.
Закрыв дверь своей спальни, Мадлен взяла у Николаса свечу и зажгла масляную лампу, потом присела перед камином и подбросила в огонь угля. Тут ее бывший любовник не выдержал и взорвался:
– Черт подери, Мадлен, посмотри на меня!
Она молча подняла голову и посмотрела ему в глаза. Он явно кипел от ярости. От ярости и желания. Что ж, между ними всегда так было…
– Мелтон увидел тебя на балу киприанок и написал мне, – продолжил Николас. – И сообщил, что ты ушла с мальчишкой, который годится тебе в сыновья. Как только я получил его записку, сразу же приехал в Лондон. У меня до сих пор есть ключ от этого дома. – Помолчав, он с горечью добавил: – Ключ от твоего дома – это единственное, что еще хоть как-то связывает нас с тобой.
Тут Мадлен наконец выпрямилась и тихо сказала:
– Ты испугал Диану.
Николас подошел к ней и взял за плечи.
– К черту твою Диану! Где ты была последние три года?
Мадлен попыталась высвободиться, но Николас крепко держал ее. Она вздохнула и проговорила:
– Я уехала из Лондона. И я бы не вернулась, если бы от кого-то не услышала, что ты больше не бываешь в городе.
Николас взял ее за подбородок и заглянул в глаза.
– Все твердили, что нельзя влюбляться в шлюху, но я всегда говорил, что ты другая. Я даже в это верил.
Мадлен снова вздохнула, а он продолжал:
– Где ты была? И с кем? Или мужчин было так много, что и не припомнить?
Сердце Мэдди болезненно сжалось, и она со вздохом ответила:
– Николас, других мужчин не было.
Он посмотрел на нее с недоверием, затем отступил на шаг, расстегнул мокрый плащ и бросил на стул. Мадлен молча разглядывала его. Должно быть, последние годы были для Николаса, лорда Фарнсуорта, очень тяжелыми. Он заметно похудел, в его волосах стало больше седины, а в черной одежде он казался… каким-то изможденным. Мадлен знала, что Николас не уйдет, если не уложит ее в постель, да и ей самой ужасно этого хотелось, но, увы, их проблемы никуда не делись, а душевные раны, которые отчасти затянулись, наверняка снова откроются. А ведь она была уверена, что он навсегда ушел из ее жизни. Но теперь… Мадлен, не зная, что теперь делать, тяжело вздохнула.
Пристально глядя на нее, Николас наконец проговорил:
– Я не мог поверить, что ты могла уехать вот так, не сказав мне. Я вернулся в Лондон из Хейзелдауна, и оказалось, что тебя нет, слуги распущены, мебель закрыта чехлами, во всем доме – ни одной твоей личной вещи. Твой поверенный не захотел мне ничего говорить, хотя именно я когда-то порекомендовал его тебе. Мэдди, почему?
И тут Мадлен наконец осознала, что следовало как можно быстрее все объяснить. Взяв Николаса за руку, она подвела его к дивану и усадила, сама же села в противоположном конце дивана.
– Я уехала, потому что умирала, и не хотела, чтобы ты это видел.
Николас внимательно на нее посмотрел.
– Ты выглядишь вполне здоровой…
– Да, сейчас я здорова. – Уже забытым жестом Мадлен прижала руку к груди. – У меня была здесь опухоль, и она быстро росла. Доктор сказал, что мне осталось жить считаные месяцы.
Николас снова рассердился.
– И ты подумала, что я брошу тебя умирать в одиночестве?
– Нет, любовь моя, – мягко ответила Мадлен. – Я знала, что ты меня не бросишь. Поэтому и уехала.
– Не понимаю… – в растерянности пробормотал Николас. – Что ты хочешь этим сказать?
– Ты что, забыл, как тогда обстояли дела? Твоя жена угрожала серьезными неприятностями, если ты от меня не откажешься.
Он поморщился и пробурчал:
– Конечно, я об этом не забыл. Но я выбрал тебя и был готов на все, что бы Вивиан ни придумала.
Мадлен откинулась на спинку дивана, и лицо ее выражало глубокую грусть.
– Но тогда распалась бы твоя семья… Дети разрывались бы между преданностью матери и отцу, и твоя репутация была бы погублена. А Хейзелдаун… Ты мог бы лишиться и поместья. Это слишком высокая цена за несколько месяцев с умирающей женщиной, – со вздохом добавила Мадлен.
