Николас потянулся к ней и взял за руку.
– Я должен был сам принять решение, понимаешь?
Мадлен долго молчала, всматриваясь в любимое лицо. Николас не был красивым в привычном понимании этого слова, но его аристократические черты, его душевное благородство…
– Скажи честно, ты действительно не испытал облегчения, узнав, что я уехала? – спросила она наконец.
Николас помедлил с ответом, но после долгой паузы проговорил:
– Я подозревал, что ты ушла от меня в порыве ложно понятого благородства. Я делал все, чтобы тебя найти, но ты как сквозь землю провалилась. Куда ты отправилась?
– Уехала в Йоркшир, в деревню, где родилась. – Мадлен криво усмехнулась. – Но моя сестра не пустила меня в дом. – Николас тихо выругался, а Мадлен продолжала: – Диана, та женщина, которую ты перепугал в спальне, спасла меня во время метели и приютила. Более того, она приняла меня в свою семью. Для меня это было прямо-таки благословением – меня приняли, а не облили презрением. – Мэдди со вздохом прикрыла глаза. – А потом, когда я окрепла, опухоль стала уменьшаться, и в конце концов совсем исчезла. Вернувшись в Лондон, я побывала у того доктора, который лечил меня до этого. Он сказал, что такие опухоли непредсказуемы. Обычно они убивают человека, но иногда каким-то необъяснимым образом исчезают сами собой. – Она пожала плечами. – Вот и вся история… Как видишь, все очень просто.
– Почему ты вернулась в Лондон?
– Диана захотела поселиться здесь, – с улыбкой ответила Мадлен.
Молча кивнув, Николас сунул пальцы в широкий рукав ее халата и стал поглаживать руку. Мадлен с усилием сглотнула – по телу растекались восхитительные ощущения. И они оба знали: если Николас этого захочет, она будет принадлежать ему, по крайней мере в эту ночь.
Он медленно придвинулся к ней и обхватил ладонями лицо. Гнев оставил его – остались только нежность и желание.
– Почему ты не сообщила мне, что вернулась?
Сердце Мэдди гулко забилось, и стало трудно вспомнить то, что еще совсем недавно казалось совершенно очевидным.
– Мое здоровье улучшилось, но ведь твоя жена по-прежнему имеет возможность тебя уничтожить, – ответила она наконец. – К тому же прошло так много времени… Я думала, ты мог меня уже забыть.
– Ты думаешь, что любить умеют только женщины? – Зеленые глаза мужчины, сидевшего с ней рядом, взирали на нее с нежностью.
Он поцеловал ее, и Мадлен тихо застонала, в ней проснулся чувственный голод по любимому. Обнимая за шею, она привлекла его к себе. Покрывая поцелуями шею, Николас распахнул ее халат. И она вдруг заплакала и сказала:
– Ах, Николас… Как же я тебя люблю! Твоя жена, в конце концов, узнает, и нам снова придется расстаться, но давай возьмем все возможное от тех дней или недель, которые у нас есть.
Тут только Николас внезапно осознал, что из-за всех своих переживаний он не упомянул факт, который все менял.
– Вивиан умерла, – сообщил он.
Мадлен ахнула – и замерла, в изумлении глядя на него. Он лукаво улыбнулся и добавил:
– Не смотри на меня так. Я ее не убивал. – Николас накрыл ладонью ее грудь. – И знаешь, ирония судьбы… Она умерла полгода назад от того же недуга, какой был у тебя. Ты не заметила, что я ношу траур?
Мадлен молчала, все еще ошеломленная. Как настоящий джентльмен, Николас очень мало рассказывал любовнице о своей жене, но теперь, желая все объяснить, он продолжил:
– Когда мой отец умер, наше поместье было заложено. Я женился на Вивиан ради приданого. А она в обмен стала леди Фарнсуорт. Обычное деловое соглашение. – Он сокрушенно покачал головой. – Но я не представлял, какую высокую цену мне придется заплатить за спасение Хейзелдауна. Я обращался с Вивиан с уважением – как и подобает обращаться с женой, и благодаря мне она заняла такое положение в обществе, какого у нее, дочери коммерсанта, никогда бы не было. Но ей всегда было мало… Она хотела владеть мной целиком: и душой, и телом. Когда же стало ясно, что из этого ничего не получилось, она превратила мою жизнь в ад. И не потому, что она меня любила, а потому, что ей хотелось властвовать. Она требовала, чтобы я с тобой расстался, так как ей была невыносима мысль, что я нашел свое счастье, понимаешь?
Мадлен молча кивнула, накрыв его руку своей, а Николас добавил:
– Благодаря тебе на протяжении восьми лет моя жизнь стоила того, чтобы жить. Мэдди, не надо было тебе уезжать вот так, не сказав мне, но… это так похоже на тебя, у тебя благородная душа. – Ее сердце ритмично билось под его ладонью. – Никогда больше не покидай меня так… – Он наклонился к Мадлен, и губы их слились в поцелуе.
И теперь она уже не пыталась противиться нарастающей страсти – напротив, все крепче прижималась к любимому, хотя ей все еще не верилось, что они снова вместе. И ей вдруг подумалось, что если завтра утром ее поразит молния, то она умрет счастливой…
Позже, когда их желание было временно удовлетворено, они лежали в объятиях друг друга и разговаривали, как часто происходило в прошлом. Мэдди рассказывала Николасу про Диану, Джоффри и Эдит, а он – про Хейзелдаун и про своих детей. Она была рада знать, что его дочь вышла замуж и родила ему внука, что его младший сын поступил в армию, где ему очень нравилось, и что его старший сын увлекся сельским хозяйством.
А потом, когда она дремала, положив голову ему на плечо, Николас вдруг спросил:
– Когда мы поженимся?
Мадлен вздрогнула и пробормотала:
– В этом нет необходимости. С моим прошлым… Наша свадьба вызовет скандал. Меня устраивает роль твоей любовницы.
Он решительно покачал головой:
– Нет, это не то, чего я хочу для нас обоих.
Коса Мэдди давно расплелась, и волосы разметались по груди. Николас провел пальцами по темным прядям, потом поцеловал Мадлен в лоб. Как и он, она была уже не молода, но морщинки на лице, оставленные жизнью, делали ее еще привлекательнее для него.
– Я всю жизнь выполнял свой долг перед Хейзелдауном, а теперь хочу сделать кое-что и для себя, – заявил Николас.
Мэдди улыбнулась.
– Давай поговорим об этом, когда закончится твой траур, если к тому времени ты не не изменишь своего решения.
Уже засыпая, Мадлен вдруг подумала: «Надо сказать Диане, что влюбиться в своего покровителя не всегда плохо…»
За время знакомства с Мадлен Диана видела подругу в разном состоянии – в отчаянии, в глубокой задумчивости, в нерешительности, – а теперь увидела сияющей от счастья. Всю следующую неделю лорд Фарнсуорт постоянно находился в доме. Поскольку Николас сам занимался хозяйством на своих землях, он не мог летом надолго отлучаться из поместья и теперь старался как можно полнее использовать время, которое у него оставалось до отъезда из Лондона. Фарнсуорт был очень подвижным, быстрым на слова и на смех, иногда – нетерпеливым. Временами же он так смотрел на Мадлен… Ах, в такие моменты Диане хотелось, чтобы Джервейз смотрел на нее так же, а не озадаченно или с мрачной настороженностью, что частенько случалось.
