Ее глаза заволокло слезами – такое чувство, будто кто-то вонзил нож мне в грудь. Ненавижу видеть ее такой. Но еще больше я ненавижу то, что она страдает и я ничего не могу для нее сделать. Да и как? Я до сих пор не знаю, этим летом я познакомился с настоящей Хейли – или с кем-то, кем она хотела быть. Я до сих пор не знаю, кто эта девушка на самом деле.
Я проглатываю разочарование и большими пальцами вытираю ее слезы.
– Поговори со мной…
– Я видела тебя с… с Мией и…
Это все? Именно это ее расстроило? Я качаю головой.
– Мы давно не виделись и просто поболтали. Вот и все. Она в городе с мужем и сыном.
Хейли издает невеселый смешок.
– Почему все думают, что я ревную?
Я опускаю руки.
– А это так?
– Нет, – решительно отвечает она, но тут же прячет лицо. – Ладно, да. Немного. Но только к тому, что у тебя было с ней раньше. К тому, что у тебя может быть с другой женщиной. И ты это заслужил, Чейз. Ты заслуживаешь намного больше, чем… чем…
– Чушь, – я не хочу этого слышать. Или вести с ней этот разговор. Не сейчас. Не завтра. Никогда.
Но Хейли, похоже, еще не закончила. Она освобождается из моих объятий и отступает к окну.
– Кто захочет быть с девушкой, которая пыталась покончить с собой?
Мы оба застываем, когда эти слова слетают с ее губ. Глаза Хейли расширяются от ужаса, но она не забирает их обратно. Она не забирает слова обратно, а оставляет все как есть.
Боже… Я тереблю волосы и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Она ошибается. Она чертовски ошибается и даже не осознает этого.
– Я, – твердо заявляю я. – Окей? Я хочу быть с такой девушкой.
Она не шевелится, замирает как вкопанная. Проходит несколько мгновений, когда не слышно ничего, кроме нашего дыхания.
– Я думаю… – Хейли сглатывает, заламывает пальцы и тут же прекращает, едва заметив, что делает, и смотрит мне в глаза. – Думаю, будет лучше, если я вернусь домой с родителями.
Я шокирован. Я в замешательстве и не знаю, что сказать.
– Вернуться… в Миннесоту? – нерешительно размышляю я. Вернуться в то место, откуда она сбежала в начале лета. Вернуться в то место, что находится более чем в тысяче миль отсюда. Черт, если я не ошибаюсь, Миннесота находится в другом часовом поясе.
Хейли не выпускает меня из виду.
– Да.
– Ты уверена, что это то, чего ты хочешь?
– Я не знаю, – тихо признается она. – Не знаю, чего хочу или какой должна быть моя жизнь теперь. Но я видела ее конец, Чейз, видела его. Я сделала все, что хотела, все, что на самом деле жаждала испытать – и многое другое. Это должно было… это просто должно было закончиться.
Я стискиваю зубы, ее слова похожи на удар в живот.
– Думаешь, Кэти бы этого хотела? Или Джаспер? – Джаспер, который точно знал, что однажды наступит конец, но все равно продолжал бороться.
Хейли в ужасе таращится на меня.
– Это нечестно… – шепчет она.
Да, это так. И, может быть, мои слова делают меня тварью, но я считаю, что она должна услышать правду. Она действительно должна все понять.
– Я… я понятия не имею, что мне делать дальше. – Она подходит к кровати, опускается на нее и зарывается лицом в руки.
– Эй… – За два шага я оказываюсь рядом с ней, встаю перед ней на колени и беру за руки. – Это нормально. Никто не ожидает от тебя, что ты просто продолжишь делать вид, будто ничего не случилось, – она качает головой, но я рядом, стараюсь отогнать от нее сомнения. И даже если я возненавижу себя за это, я все равно должен произнести следующие слова: – Если это на самом деле то, чего ты хочешь, то езжай домой со своими родителями. Хорошо? Я могу навестить тебя на весенних каникулах в Рондейле, и мы…
– Нет, – ее голос не такой ледяной, как в прошлый раз, но такой же тихий и… слабый? Он такой, вашу мать, слабый, словно Хейли давно отказалась от борьбы. – Ты не сможешь меня навестить.
Я застываю. Потому что все это чертово дежавю. Потому что не хочу признавать, что это на самом деле происходит. Хейли снова отталкивает меня.
– Почему нет? – допытываюсь я.
Впервые за вечер она отвечает, ничего не скрывая. Ни своих чувств, ни своей боли.
– Потому что все, что я написала в предсмертной записке, было серьезно, – ее голос – просто приглушенный шепот. – Ты заслужил лучшую жизнь. Великого будущего. Но… я не могу быть частью этого. Не знаю как. И не хочу, чтобы из-за меня тебе пришлось ограничиться малым.
Я застываю в ужасе.
– Это совсем не так.
– Так. Ты уже это делаешь, – она встает. И хотя Хейли выглядит чертовски хрупкой, она все равно продолжает: – Ты жертвуешь собой. Из-за меня. Из-за своей семьи. Из-за своего брата. Ты… С утра пятницы мы ни разу не говорили о том, что произошло. Это неправильно, то, что я чуть не сделала с собой.
– Что ты хочешь от меня услышать? – Я медленно выпрямляюсь. – Ты хочешь, чтобы я злился на тебя? Разочаровался? Я должен накричать на тебя? Бросить тебе в лицо какие-нибудь обвинения за то, что ты все это время водила меня за нос? За то, что ты не была со мной честна? Неужели я должен осуждать тебя за то, что тебе было так плохо, что ты не нашла другого выхода? Прости, но ты можешь забыть об этом. Ты этого не получишь. Не от меня, – я провожу руками по лицу. Заставляю себя сделать глубокий вдох и сохранять спокойствие, хотя хочется что-то разбить. Но больше всего на свете мне хочется убежать, сесть в свой «Додж» и просто уехать. Прочь отсюда. Подальше от этой дерьмовой ситуации и неприятного разговора.
Хотя я прочитал прощальное письмо Хейли всего один раз, каждое слово из него врезалось в мою память. Я до сих пор точно помню, какие чувства оно вызвало во мне. Страх и паника по-прежнему со мной, боксерский бой и два дня, которые я провел с Хейли, этого не изменили. Чем больше я смогу видеть ее, говорить с ней, тем меньше буду волноваться, но я не думаю, что чувство страха когда-нибудь исчезнет. Не после всего, что случилось.
Возможно, я просто обманывал себя, когда думал, что ничего не изменится. Правда, одно остается прежним: Хейли чертовски важна для меня. Ничто и никто не может этого изменить.
То, что теперь я знаю, как сильно она страдает, и хочу сделать все возможное, чтобы помочь ей, не может быть использовано против меня. Но как, мать вашу, она сумела перевернуть все с ног на голову?
– Я не хочу с тобой спорить. – Хейли сжимает кулаки и начинает дрожать. Несмотря на то что в комнате тепло, она вся дрожит, и мне приходится бороться с желанием снова ее обнять.
– А я не хочу, чтобы мы расходились, – отвечаю я так же тихо, как и она. – Не хочу, чтобы это закончилось. Не так. Не… вообще нет.
