Чейза нигде не видно, и, хотя я попросила держаться подальше от меня, я все равно ловлю себя на том, что ищу его взглядом. Я оглядываюсь на каждую проезжающую мимо машину, ища знакомый серебристо-серый «Додж». Но его нет. И, наверное, так лучше. Я уже дважды попрощалась с Чейзом. Не знаю, выдержу ли в третий.
– Вот, – Бет пихает мне в руки контейнер. – Возьми его с собой в дорогу. Там твой любимый бейгл и несколько блинчиков, чтобы ты не умерла с голода.
– Бет…
Она шмыгает носом и отводит взгляд, тут же к ней возвращается суровый вид, ставший мне знакомым за последние несколько недель.
– Ты хорошая девочка и обязательно позаботишься о себе?
Я киваю:
– Обещаю.
Я хочу, чтобы мне стало лучше. И это лучший, нет, единственный способ, который я знаю – мне необходимо уехать. Мама и папа позаботятся обо мне. Неожиданно я оказываюсь в крепких объятиях, затем Бет отпускает меня и бежит обратно в закусочную.
– Ух ты! – тихо свистит Клэйтон. – Никогда не видел Бет такой эмоциональной. Даже тогда, когда она выгнала меня из закусочной за то, что я украдкой стащил тесто для торта. А мне тогда было восемь. Но, боже мой, эта женщина быстро бегает.
Эта история вызывает смешки друзей, и даже мои родители, стоящие в нескольких шагах от нашей машины, не могут удержаться от улыбок. Я благодарна ему, что он разряжает обстановку, ведь нам всем может стать невыносимо.
Следующей ко мне подходит Шарлотта.
– Уверена, что это то, чего ты хочешь? – спрашивает она так тихо, что никто, кроме меня, не может расслышать этих слов. Сквозь стекла очков ее голубые глаза кажутся огромными… и встревоженными.
Я киваю и заключаю ее в крепкие объятия:
– Я хочу домой.
Она набирает воздух, кажется, хочет что-то сказать, но только качает головой и крепче прижимает меня к себе.
– Спасибо за все, что ты сделала.
– Что я сделала? – Я недоверчиво смотрю на нее. – Это вы мне помогли. Вы были рядом, когда… когда…
Шарлотта тепло улыбается.
– Мы помогли друг другу. И… и я очень рада, что рядом с Джаспером была такая подруга, как ты.
Слезы наполняют мои глаза быстрее, чем я успеваю их сморгнуть. Тыльной стороной ладони я вытираю щеки.
– Что касается этого… Наверху в комнате кое-что есть, думаю, это предназначалось для тебя. Пожалуйста, возьми это с собой, а после передай его родителям, хорошо?
Шарлотта удивленно моргает, она побледнела, но через минуту взяла себя в руки.
– Да… Да, конечно. Спасибо.
Я качаю головой, потому что не меня нужно благодарить, а Джаспера. Иногда он мог вести себя, как идиот, но на самом деле он все делал правильно. Он чувствовал этот мир сердцем, и Шарлотта значила для него очень много, несмотря на ее сложную историю, в этом я уверена.
Она делает шаг назад, освобождая место для Клэйтона, который тут же подходит ко мне с вытянутыми руками.
– Нет, нет, нет, мы не плачем, – он так крепко обнимает меня, что я не могу удержаться от смеха. Несмотря на то что между нами не так много общего, как бы хотелось, он все равно стал моим другом. И я никогда не забуду нашу поездку на мотоцикле с ним. Через несколько секунд он отрывается от меня и поправляет зачесанные назад волосы. – Было здорово, что ты появилась здесь. Фервуд не будет прежним. Возвращайся, когда захочешь.
Я похлопываю его по руке.
– Как я могу не плакать, когда ты говоришь такое?
Он предостерегающе указывает на меня пальцем:
– Немедленно прекрати, иначе я начну петь. А мы все знаем, что у меня голос ангела.
Лекси фыркает:
– Ты, наверно, имеешь в виду ангела мести.
Раздается смех, он заразительный, но не такой расслабленный, как в тот вечер в баре, когда я впервые встретила Клэйтона. Неужели это было всего несколько недель назад? Время, которое я провела в Фервуде, оказалось таким коротким. Возможно, мама права, и это не мой дом, но этот город и эти люди всегда будут занимать особое место в моем сердце. Лекси протискивается мимо Клэйтона и крепко меня обнимает.
От нее пахнет мылом, изысканным парфюмом – и машинным маслом. Ну естественно.
– Я написала Чейзу, – шепчет она, отодвигаясь на расстояние вытянутой руки. – Он давно должен был появиться здесь. Не знаю, что его задержало, но он в пути. Я это знаю. Он придет, Хейли.
Я кусаю нижнюю губу, потому что не хочу, чтобы Чейз приезжал. Не думаю, что смогу выдержать наше прощание. Мы пережили невероятное лето. У нас уже было прощание. Больше не нужно, не нужно слез и тяжелых моментов. И если я буду повторять эти слова достаточно часто, то, возможно, когда-нибудь поверю в них сама.
Но, вместо того чтобы сообщить Лекси о своих опасениях, я лишь качаю головой. Он не придет, ведь я просила его этого не делать.
Но затем у меня появляется идея.
– У тебя есть что-нибудь, чем можно писать?
– Что? – растерянно моргает она.
– Что-нибудь, чем… – Перед моим лицом появляются блокнот и шариковая ручка. – Спасибо, – благодарю я Шарлотту, подоспевшую на помощь.
В спешке записываю то, что должна сказать, складываю записку и протягиваю Лекси.
– Не будешь так добра передать ему это?
Нахмурившись, она переводит взгляд с листочка на меня и обратно.
– Прости, но не думаю, что Чейз выдержит еще одно прощальное письмо.
– Это не… – Мне хочется одновременно рассмеяться и заплакать, но я не делаю этого, беру Лекси за руку и вкладываю записку в ее ладонь. – Пожалуйста, – просто шепчу я.
Она вздыхает и закатывает глаза.
– Ну что ж. Окей, только потому, что это ты, Хейли. Но, если ты снова разобьешь ему сердце и он будет действовать мне на нервы, я закидаю тебя гневными сообщениями.
– Это нормально. Даже более чем нормально.
Да, я возвращаюсь домой, но мне не хочется заканчивать эту главу своей жизни. Я мучительно осознаю, что не хочу прощаться с Фервудом и его жителями навсегда. Я по-прежнему хочу слышать от Лекси рассказы о том, чем она занимается в мастерской, как дела у ее племянника и как она бесится из-за Шейна. Хочу говорить с Шарлоттой о книгах, философствовать с Клэем о Боге и мире и болтать с Эриком о путешествиях. Черт, я бы даже могла позволить ему в будущем закидать меня миллионом разных вопросов. И еще одно мне ясно на сто процентов: даже если я чувствую, что эти люди стали мне настоящими друзьями, есть еще так много всего, чего я не знаю о них. Чем больше я думаю о нашем прощании, тем больше понимаю, что мне будет их не хватать.
И еще я хочу поговорить с Чейзом. Услышать его голос. Написать ему. Снова увидеть его – хотя, наверно, это не очень хорошая идея. Три месяца моя жизнь была совершенно иррациональной. Я просто ехала вперед, останавливалась, где получалось, вставала, когда хотела, и всегда могла переночевать в своей машине, если того требовали обстоятельства. Или в комнате над закусочной. В течение трех месяцев ничто из того, что я говорила или делала, не имело последствий. Но теперь, как сказала мама, я снова отвечаю за свои действия. Я больше не могу игнорировать мир вокруг, хотя так и не поняла, как справляться с ним. Пока не поняла.
