– Я в порядке, мама. Ничего не произошло.
Я чувствую, что должна сказать правду, чтобы успокоить родителей, но не могу.
Папа гладит мамину спину, но его взгляд по-прежнему прикован ко мне. Он не говорит ни слова, но ему и не нужно.
– Я… я просто…
Боже, я не могу им сказать.
Или?.. Спасет ли это меня или все испортит?
– Правду, Хейли!
Я впиваюсь ногтями в ладони. Несколько секунд я просто пялюсь на свои сапоги, но затем заставляю себя посмотреть родителям в глаза.
– Меня навещали… друзья из Фервуда. Они вернули мне «Хонду».
– В такое время?
Я вздрагиваю от вопроса.
– Н-нет. Еще раньше. Мы… мы просто… немного… покатались.
– Раньше? Значит, посреди ночи?
Я кусаю нижнюю губу, проклиная себя за неумение нормально врать. Неудивительно, что раньше я предоставляла это дело Кэти.
– Да…
– И ты подумала, что это хорошая идея: сесть в чужую машину и уехать черт знает куда? Не сообщив нам? Или хотя бы не оставив сообщение?
– Это мои друзья, а не незнакомцы, – я снова пялюсь в пол. – Кроме того, я хотела вернуться до рассвета, – добавляю я, но, похоже, это ошибка.
– Значит, ты хотела не только тайком улизнуть ночью, но и соврать нам? – заключает отец.
Ненавижу себя за то, что каждый раз вздрагиваю, когда он так со мной говорит. Но еще больше я ненавижу его воспитательный тон, которым он обычно пользуется в суде. Время от времени он именно в таком тоне ругал Кэти, когда она косячила, но не меня. До этого момента…
Мама громко вздыхает и кладет телефон на стол рядом с ноутбуком, который я не включала уже несколько дней.
– Ты думала, что мы не будем беспокоиться? После всего, что… что?..
Они не должны были узнать о случившемся, вот поэтому. А еще, возможно, потому, что все лето не беспокоились обо мне.
Я прокручиваю этот ответ в голове, но держу рот на замке. Мама разводит руками.
– Что с тобой происходит? Ты сбегаешь среди ночи, встречаешься с непонятными людьми. С мужчиной? И не смей это отрицать. Я не слепая, Хейли. И вижу, что у тебя на шее.
О черт…
Еще секунду назад мне было холодно, а теперь ужасно жарко. В последний момент я подавляю порыв прикрыть то место на шее, где Чейз, по-видимому, оставил засос. Великолепно. Просто великолепно.
– И как будто это все, – продолжает мама, показывая контейнер с таблетками. Контейнер, который кажется мне знакомым и который я в последний раз видела на тумбочке, когда должна была принимать лекарства, – ужас, я забыла о них, потому что была взволнована приездом Чейза. – Что это, юная леди? Неужели ты думаешь, что мы не заметим, если ты перестанешь принимать лекарства?
Я не знаю, что на это ответить. Я в полной растерянности. Кажется, я понимаю, как примерно должен себя чувствовать олень в свете фар. Или кролик перед удавом. Я не моргаю. Возможно, даже не дышу.
Но мама еще не закончила. О нет. Она только начала.
– Неужели ты думаешь, что лекарства и терапия – всего лишь игры? Что-то, что ты делаешь как бы между прочим, наполовину? Ты хоть представляешь, как опасно прекращать прием таблеток? Мы беспокоимся о тебе и делаем все возможное, чтобы помочь выздороветь, а ты… ты обманываешь нас, ставишь под угрозу собственное здоровье и сбегаешь ночью из дома, чтобы встретиться с этим… Чейзом из Фервуда. Да что с тобой происходит? – Мама отворачивается. Несколько раз громко вздыхает. И хотя она делает короткую паузу, я не успеваю объяснить, что просто забыла их принять. Когда мама снова смотрит на меня, она, кажется, немного успокаивается. Но следующие ее слова причиняют мне не меньше боли. – Я тебя совсем не узнаю. Ты… ты больше не похожа на нашу дочь. Это же не ты, Хейли!
Я близка к тому, чтобы рассмеяться, потому что весь этот диалог абсурден. Я их обманываю? Не похожа на себя? Они это, черт возьми, серьезно?
– Да ладно? – бросаю я в ответ. Я все еще не могу двинуться с места, но по крайней мере мой голос не пропал. – И кто я, по твоему мнению, а? Девушка, которая прячется дома, потому что в ней нет мужества жить своей жизнью? Которая остается в своей комнате и просто не хочет никого беспокоить, чтобы не спровоцировать ссору? Которая ходит в этих скучных, бесцветных вещах, чтобы не привлекать лишнего внимания? – Я указываю на темно-синюю рубашку с длинными рукавами, которую уже не могу видеть. Как и все остальные вещи в моем гардеробе. Вещи, которые принадлежали старой Хейли. – Или вам больше нравится обдолбанная лекарствами мумия, произносящая всего два слова – «Да» и «Аминь», потому что ей плевать на свою жизнь? Какая Хейли вам нравится больше?
– Хватит! – Голос папы звучит так громко, что я готова поклясться, что книги на полке сдвинулись со своих мест.
На этот раз я не трушу. О нет. Потому что в этот момент я понимаю, что мне нечего терять. Моя сестра и лучший друг мертвы. Человек, который значит для меня больше всего на свете, уехал несколько минут назад, и я понятия не имею, встретимся ли мы снова. У меня нет высшего образования, нет денег, нет будущего. А мои родители относятся ко мне, как к преступнице. Или как к ребенку. Нет, мне абсолютно нечего терять.
– Вот этот мальчик… – моя мать качает головой. – До того как ты оказалась в том ужасном месте и не встретила Чейза, ты никогда не вела себя так, как сейчас. Раньше ты никогда бы не сбежала из дома со случайным парнем.
– Ты это не серьезно… – Я задыхаюсь от гнева.
– О нет, я серьезно! Ты всегда была спокойной, приличной девушкой. С тех пор как… с тех пор как ты совершила ту поездку и попала в этот… этот твой Фервуд, а потом еще спуталась с этим парнем, ты сильно изменилась. Я едва узнаю тебя, Хейли.
– Не надо… – прошу я, но она не слышит.
– Твоя мама права. – Папа встает рядом с ней и нежно гладит ее по спине. – Раньше ты была другой. Мы не должны были разрешать тебе уезжать.
– Что, прости? Разрешать мне? – в ужасе повторяю я. Потому что это какая-то шутка. Они же шутят? Они же должны понимать, как смехотворно звучит их заявление. – Мне уже не тринадцать, если вы забыли, а двадцать один год. Вы ничего не можете мне разрешить или запретить. Ни эту поездку, ни встречу с друзьями, ничего, черт возьми!
– Не в таком тоне, Хейли.
– Почему бы и нет, папа? Или стой, подожди. Дай угадаю. В моем тоне виноваты Чейз и Фервуд, да? Так же как и в том, что я захотела покончить с собой. Вот что вы хотите этим сказать! Вы ищете виноватого, вместо того чтобы разбираться с реальными причинами!
– Хейли… – За секунду мамин тон меняется с обвинительного до встревоженного. Она подходит ко мне, чтобы обнять. – Успокойся, дорогая. Ты же не говоришь всерьез.
– Нет, – я уклоняюсь от нее и сжимаю ключ от машины так крепко, что он впивается в ладонь. – Я не хочу успокаиваться. И пить эти чертовы таблетки я тоже не хочу.
