Боже, я понятия не имею, чем заслужила таких невероятных друзей. Я ненадолго прижимаю книгу к груди и глубоко вдыхаю запах страниц, затем кладу ее к остальным вещам, которые разложила вокруг себя на одеяле. Я думала, что мне нечего терять. Что я была совершенно одна, словно невидимка. И что не было никакой разницы, есть я на этом свете или нет. Я вспоминаю о том пятничном утре, и все внутри сжимается от ужаса.
Но теперь я не одна. И мне есть что терять.
Я уже хочу отодвинуть деревянный ящик в сторону, когда замечаю бумагу на его дне. Еще один конверт, при виде которого мое сердце начинает биться как сумасшедшее. Осторожно вынимаю его и переворачиваю. Он не подписан, но я догадываюсь, от кого он. Просто знаю это. И, когда я открываю конверт и понимаю, что находится внутри, на короткое мгновение мой мир останавливается. Очень медленно я вытаскиваю билеты с музыкального фестиваля, на котором побывала с Чейзом. К ним даже прилипли какие-то блестки, теперь они рассыпаны и по моим пальцам.
Я не могу решить: смеяться мне, плакать или втайне проклинать Чейза. Его подарок напомнил мне о самом прекрасном дне лета, о дне, который мы провели вместе. Я поехала на фестиваль не ради Кэти, не для того, чтобы быть смелой и исполнить данное сестре обещание, о нет. Я сделала это для себя, и Чейз помог мне в этом, так как знал, как это важно для меня.
Я кладу билеты на кровать. Когда четыре месяца назад я села в свою машину, то была твердо убеждена, что посвящу это лето Кэти и сделаю все возможное, чтобы стать человеком, которого она всегда видела во мне, но которым я не осмеливалась быть. Теперь я понимаю, что всегда была смелой. Я жила не только ради Кэти, не только ради того, чтобы заставить ее гордиться мной, но, возможно… и ради себя.
После несчастного случая я не могла жить, как раньше, не могла делать вид, что ничего не произошло. Я не могла и искать виноватого, как мои родители, подавшие иск против колледжа. Я нуждалась в сестре, потому что просто не умела жить без нее. И это лето… Мы провели его вместе. Кэти придавала мне смелости всякий раз, когда я писала ей или отправляла голосовые сообщения, я чувствовала поддержку. Да, это глупо, но это так.
Недавно Чейз спросил: что бы я загадала, если бы у меня было желание.
Правда в том, что я бы хотела вернуть Кэти. Она нужна мне, но я также постепенно начинаю осознавать, что могу существовать без нее, что могу жить без нее, несмотря на то что мне больно. Это лето подарило мне открытия: я не всегда буду скорбеть. Я никогда не была счастливее, чем в день музыкального фестиваля, билеты на который сейчас держу в руках.
Чувствовать – вот что значит быть живой. И я рада, что наконец все возвращается на круги своя.
Я жива. И если бы Кэти была рядом, я знаю, она чертовски бы мной гордилась.
Дверь открывается, и вдруг рядом с кроватью на коленях оказывается мама.
– Боже мой, Хейли! Что происходит? Что случилось?
Я качаю головой, чтобы успокоить ее, но это, похоже, не работает. Ее лоб наморщен, глаза распахнулись от ужаса, и мама так крепко сжимает мою руку, что я не уверена, сумеет ли она не упасть без меня.
– Ничего не случилось, – выдавливаю я, свободной рукой вытирая уголки глаз. – Просто… я…
Боже, как я могу выразить весь этот вихрь чувств и эмоций словами? Как я должна заставить маму понять, что на самом деле происходит в моей душе?
– Мама… – Я снова пытаюсь улыбнуться, хотя обжигающие слезы продолжают течь по щекам. – Как… как можно чувствовать себя такой счастливой и одновременно бесконечно грустной?
Она глубоко вздыхает, и морщины у нее на лбу немного разглаживаются.
– Ты можешь чувствовать все что захочешь, дорогая. Радость и грусть одновременно. Это не может быть правильным или неправильным. Это твои чувства.
Она улыбается, хотя я понимаю, что она все еще беспокоится обо мне.
– Я была на кладбище, – тихо говорю я и, должно быть, ненадолго замолкаю, потому что от долгих рыданий у меня началась икота. – И потом я… открыла прощальный подарок от друзей.
Я указываю на разбросанные по кровати вещи, словно сокровища.
– О, дорогая, – мама обнимает меня, и я зарываюсь лицом в ее плечо, как раньше, в детстве, и даю волю слезам. Она больше ничего не произносит, не говорит, что все будет хорошо. Она просто молчит и утешительно гладит меня по спине. И только то, что мама рядом, что она видит меня – не Кэти, не тень собственного чувства вины, не девушку, которую нужно беречь, потому что она хотела покончить с собой, а меня, – дает мне больше, чем я когда-либо могла мечтать. Я чувствую силу, чувствую, что теперь могу попытаться отстоять то, что мне по-настоящему важно.
Когда папа появляется в дверях, он, скорее всего, услышал нас, я знаю, что делать.
Я сажусь, всхлипываю в последний раз и смело смотрю на родителей.
– Я хочу вернуться в Фервуд.
Я сказала это. Я произнесла эти слова, которые давно тлели во мне, как угольки. И если уж быть честной с самой собой, я уже начинала скучать по Фервуду и его жителям, когда села в машину с родителями и мы уехали. Задолго до того, как Чейз впервые написал мне. Задолго до того, как получила нелепые гифки от Лекси, которые она использует, чтобы держать меня в курсе своего дня. Чаще всего это сердитые лица из фильмов, сериалов и мультфильмов, с помощью которых она показывает, как бесится от глупости клиентов из мастерской.
Когда я смотрю на вещи из коробки воспоминаний, то с абсолютной уверенностью могу сказать, что нашла новых друзей и они всегда будут рады мне в Фервуде.
Родители переглядываются, потом папа вздыхает. Он не садится к нам с мамой на кровать, а располагается на корточках перед ней, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Он не выглядит удивленным. Я нервно хмурюсь. Почему папа не удивлен?
– Если быть честным… – начинает он и смотрит на маму, обнимающую меня одной рукой. – То я ожидал чего-то подобного.
– Ты… ты ожидал? – повторяю я, и из-за икоты мой голос становится совсем писклявым.
Папа, улыбаясь, кивает.
– Это место… каким бы ужасным оно для нас ни было, потому что навсегда будет связано с тем письмом, много значит для тебя.
Я улыбаюсь и одновременно пытаюсь нащупать коробку с носовыми платками.
Папа ни на секунду не выпускает меня из виду.
– Мы понимаем, что ты хочешь вернуться, но ты уверена, что Чейз по-прежнему там, а не в Бостоне?
Я издаю странный звук, смесь фырканья, всхлипа и смеха.
– Дело не только в Чейзе, – объясняю я хриплым от слез голосом. – Он важная часть моей жизни, но не единственная причина, по которой я хочу вернуться, – я указываю на деревянный ящик у себя на коленях. – Я нашла друзей. Настоящих друзей, которые поддерживают меня. Я работала в закусочной и закончила писать детскую книгу в маленькой кафешке на Мэйн-стрит. Я пережила кучу приключений и была счастлива и отважна, и… и в первый раз в жизни я не пряталась в тени Кэти, а просто была собой.
