— Не знаю, кто ее настоящий отец, но мой кореш пробивал этого Владимира, его карьеру и прошлое. И наткнулся на не стыковки, капнул по ним глубже… — парень рассказывал неторопливо, заставляя меня изнывать от нетерпения.
— Давай ближе к делу
— Не торопи меня! — друг рассмеялся, зная мою привычку заглядывать в конец книги и только потом начинать ее читать. — У нашего с тобой общего знакомого Владимира в юности была одна пренеприятнейшая история. Когда он служил в армии, ему подстрелили яйцо, и не простое, а золотое, потому что как оказалось… у нашего знакомого была врожденная патология, у него всего от рождения было одно яйцо.
Тут друг сделал снова театральную паузу, придавая эффекта своей новости. Я начал трезветь.
— Яишко то удалось сохранить, но детей быть не могло у него на все сто процентов. И случай этот был за долго до рождения Эммы… Поэтому рыжевизна у неё точно не от бабушки.
— Но это ещё ничего не значит. Он мог вырастить ее как свою дочь.
— Мог. И мог потом потребовать от неё долг.
— Ты думаешь, она так хотела сказать ему спасибо?!
— Я думаю, что она ничего не знает, а ему просто насрать на неё, её чувства.
— Мать?
— Не вполне осознаёт происходящее.
«Джо, расскажи мне правду».
Она лежала в ванной с такими пустыми неживыми глазами, ее кожа за этот день превратилась из фарфоровой в Сине — красное месиво. Я смотрел не неё и не находил в себе гнева, только боль, за то, что сотворил такое. Даже не понял, как спустился и сел в машину, снова поехал бухать, чтобы голова перестала работать и боль прошла.
— В чем правда, брат?
— Точно не в Маккалане.
Вторник. Ночь.
Я вернулся из армии одновременно совершеннолетним, окрепшим и с новыми мозгами. Больше не трудный подросток, который впутывался в драки, укуривался в хлам и громил все на своём пути. Я стал мужчиной, выдерживающим взгляд Дато. Он больше не мог задеть мои чувства своими словами, я больше не был неуправляемым как раньше. Взялся за бизнес и мешал ему делать все, что ему вздумается. И Дато забоялся меня. По-настоящему.
Моя любовь к матери не прошла, но я стал относиться к ней благосклонно, простил ее и не трогал. Если она захотела связать свою жизнь с, таким как, Дато, это ее личный выбор.
Нана была выкормышем своего отца, всегда называющая меня ублюдком. Я не испытывал к ней родственных чувств с момента ее рождения.
Хорошо, что в армии у меня появилось два верных друга, Виталик и Рыжий. Два совершенно разных человека, но самые настоящие друзья, мои братья. Они стали моей семьей. Даже после службы мы продолжили держаться друг за друга, не давая сдохнуть.
Моя жизнь так стремительно менялась и становилась лучше, что я был уверен, наступила белая полоса. Больше я не буду зависеть ни от кого, буду сильным. Все налаживалось, и я смог расправить плечи.
На открытии очередной выставки моей матери — ветки одного из бизнесов Дато, я встретил ее. Высокую, рыжую с широкой белозубой улыбкой Конопушку. Она с такой силой влетела в меня, что у меня от ее локтя остался синяк. Неплохой был удар для хрупкой девушки.
— прости, я так бежала к шампанскому, что даже ты не стал для меня преградой.
В ней было все красиво: внешность, голос, манеры. Увидев её, я потерял дар речи, так меня поразила ее красота. Я никогда не был охотником до женщин, не умел покорять женские сердца.
Мы в тот же вечер оказались в одной постели. Это был пик. Конопушка была опытна и знала, как во мне распалить все моё желание. Ее гибкости завидовали кошки. От огненных волос перед глазами искрилось.
Слушал ее каждое слово, а ей хотелось одного, чтобы я был счастлив. Она повторяла мне, что гармония в душе исходит из семьи. И я слушал ее — пытался примириться с Дато, помогал ему. На время мы нашли кое-какой общий язык.
Моя рыжая кошка сделала меня бесхребетным счастливым подкаблучником, и я чертовски был не против. Послушно выполнял все, что она скажет.
Но жизнь все-таки справедлива. В сентябрьский день я захотел уйти с работы и поехать поговорить с Дато, мама с Наной уехали в Тайланд, а мне захотелось найти полного примирения с отчимом. Его секретарша сказала, что он дома. По дороге я позвонил кошке, но она была занята и лишь сбросила смс «Любимый, через тридцать минут я расскажу тебе, что купила из белья для тебя!»
Я даже сегодня помню эту волну счастья. Своё настроение в тот момент, когда зашёл в дом и направился в кабинет к Дато. Его там не было. Хотя разбросанные вещи, говорили, что он в доме. Звук женского смеха сразу ответил мне на вопрос, где он и что делает. Желание уличить его для матери пересилило все, и логику и страх. Я шёл на смех.
Они были на кухне. Она лежала на столе и жадно сосала его член, характерный чмокающий звук меня долго преследовал. Дато волосатой рукой сжимал ее грудь, а она мурлыкала, моя кошечка. Конопушка отсасывала ему его маленький член и просила добавки, тогда я не решился войти и уличить их. Во мне что-то сломалось.
Я ушел, покатался по городу, и когда вернулся, сделал вид, что ничего не знаю. Но внутри все было мёртво. Сгорело. Той же ночью я сказал ей, что хочу минет, мне она его никогда не делала, а я жалел ее губки. Мне казалось, что она слишком чистая для такого грязного вида секса. Она отказалась, и тогда я заломил ей руки и стал заставлять.
— Минет делают только тем, кого любят. — выплюнула она мне в лицо и ушла. Дато так и не узнал, что я знаю об их связи. Когда он выкинул ее, она снова прибежала ко мне, в слезах и соплях каяться, просить о помощи.
О, как она искусно делала минет тогда, на то и шлюха. Я выкинул ее сразу после, и ничего не почувствовал. В моем сердце не осталось места для чувств.
Пока ещё одна рыжая сучка не нагрубила мне в электричке.
Вторник. Ночь.
Я ворвался в дом, построенный моим отцом, пустой и темный. Ее не было в нем, ни внизу ни наверху. Виталик ходил за мной по пятам, успокаивая, но я не мог его слушать. Девчонка пропала. Ее нигде не было. Я ещё чувствовал запах ее духов.
Эмма. Эммочка…
Мной управляла злость и отчаяние. Где она?
Дядя Витя должен был что-то слышать, я направился к нему даже не закрыв дверь в дом. Оставив ее распахнутой. В своё время я предлагал ему дом, но ему нравилось жить в небольшом одноэтажном у речки, отец в своё время построил этот дом для гостей. Там он и остался.
В его доме горел свет и дверь была не закрыта. Я, как дурак влетел в коридор и увидел то, чего никак не ожидал.
Эмма сидела и пила чай с дядей Витей, слушая его рассказы. Выглядели они очень по-домашнему. Они обернулись в мою сторону одновременно: он со смешинками в Глазах, она со страхом. Зрачки были расширены, в них можно было утонуть. Захлебнуться чёрной бездной.
