— Поехали.
— Жду объяснений. — стискиваю кулаки, пытаясь сдержать своих внутренних демонов.
Он завел двигатель. Лицо друга закаменело, скулы ходили ходуном. С каждой минутой тишины внутри меня все холодело. Дела были плохи. Виталик просто не знал как мне это сказать. Но я должен был знать правду.
— Мне повторить вопрос? — цежу я, не двигаясь с места.
— Джо… у Эммы преждевременные роды, на ее сроке беременности это крайне опасно. — говорит друг. Издаю страшный звук, напоминающий стон раненого зверя.
Он старался не смотреть на меня, потому что тогда я смог бы понять о чем он думает. Я тоже об этом думал. Господи, если с ней что-то случится — я не прощу себе. Ведь все это из-за меня. Внутри все болело, разрывало и горело адской болью.
— Я должен быть в больнице. Рядом… Отвези меня к ней.
— Я знаю, я везу тебя, как раз в больницу. — спокойно говорит друг, удивляя меня, но ничего не говорю ему. Нет времени, только бы успеть, взять за руку, чтобы ей не было страшно. Хочу сказать, что люблю её.
— Алло, мы едем в ближайшую, да! Нет выбора… хорошо… да… нет… Я не знаю! — Веталь гнал практически 230 км/час, не обращая внимание на светофоры, параллельно говоря по телефону, раздавая приказания.
— Я упаду ей в ноги и буду умолять о прощении. Даже если она спала с Дато, я прощу всё. Даже не спрошу об этом, это не главное. — Даже не понял, как это вырвалось изнутри. И только озвучив вслух, я понял, что это правда. Я согласен на все, даже если не простит, вытрет ноги, лишь бы была здорова. И ребенок. Это мальчик или девочка?
Может быть мне и не стоит вспоминать безрадостную жизнь до Эммы, но жизнь с ней я хочу вспомнить. Старый незнакомый мне Джо, увидев красивую девушку в электричке, готов был на все, чтобы обладать ей, ломать, не принимая отказа. Но новый Джо думал только о ней, о ее мыслях, самочувствии. Он не причинит ей боли.
Я не мог позволить себе быть слабым. Должен был защитить её.
Друг ничего не ответил. Пока я предавался слюняво розовым размышлениям, его мысли были, как бы нас всех вытащить из этого дерьма.
Эмма.
Страх парализовал. Я боялась так сильно за своего ребенка. Слезы стекали по подбородку на грудь, образовывая соленое озеро.
Я была абсолютно одна в палате. Маму не пустили. У дверей стояли охранники Дато, контролирующие, чтобы я родила и никуда не делась.
Поглаживая живот, больше всего на свете я хотела сейчас, чтобы рядом оказался Джо: непробиваемо спокойный и такой мой. Он нашёл бы слова, чтобы меня успокоить. Джо мог все наладить, не говоря ни слова.
Всхлипываю. Еще этот мираж. Черт. Я дала себе зарок, что для меня Джо больше никогда не будет существовать. А сейчас, как дура, постоянно думаю о нем. Так хочется услышать его убаюкивающий голос, почувствовать тепло, забраться к нему на руки. Мне нужен был Джо как воздух, чтобы сделать жадный глоток и прийти в себя.
Мы могли бы быть родителями, держаться за руки в важную для нас минуту. Мы могли бы быть счастливы.
— Джо. — шепчу я, обнимая саму себя. — Почему ты так поступил со мной? Почему разбил мне сердце и бросил?
Появление.
Эмма.
— Мы поставили Вам капельницу, чтобы усилить схватки. — врач выглядел чертовски озабоченным. Его обеспокоенное лицо заставило меня вытянуться на кровати неестественно ровно. Я забывала дышать через раз. — Если в течении полу часа картина не изменится, мы будем вынуждены сделать кесарево.
Стук сердца заглушал его голос. Еле слышала, что он говорил. Меня воротило.
— Но? — сразу спрашиваю его, нутром чувствуя нечто нехорошее. Вижу, как он мнётся и пытается найти слова.
— Меня больше беспокоит положение плода. Мы плохо прослушиваем сердцебиение ребёнка и не можем определить, хватает ли ему кислорода… — меня практически начинает колотить.
— Так вытащите его сейчас из меня! Плевать на естественные роды. — меня охватывает истерика. Я понимаю, что срываюсь, и мой голос громче положенного, но ничего не могу с собой поделать.
— Будет лучше, если вы попробуете родить сами. — глухо говорит врач и уходит. Я хочу вдогонку заорать о его некомпетентности. Но когда замечаю лиц Дато в коридоре, бледнею. У меня подкашиваются ноги. Становится страшно. Скользко.
— Ненавижу Вас всех! — кричу, не скрывая эмоций.
Если бы Джо оказался жив, я сама бы всадила в его грудь нож или любой другой острый предмет, чтобы отправить его на тот свет.
Джо.
Я в больницу влетел, снося все на своем пути и не замечая окружающих. Элитная, небольшая частная больница практически спала в такой поздний час, практически полное отсутствие людей.
— Куда беременную повезли? — рявкнул я на девушку на ресепшене.
— В родильное. — медленно выговорила она, таращась на меня. На втором этаже, правое крыло. Девушка выдавала информацию не задумываясь.
Я взлетел по лестнице, оказавшись в коридоре в горстке людей, смотрящихся толпой в такой пустой больнице. Они одновременно все повернулись ко мне, и застыли, словно увидели призрак. Женщина осела, хватаясь за сердце, мама Эммы. Я видел ее уже сегодня.
Обвожу их презрительным взглядом, пытаясь разобрать, кто передо мной. Охранники Дато, но самого ублюдка нет в больнице. Конечно, ему нет дела до ее состояния. Только секс. Это все, что его интересует. Мерзкая тварь.
Я слышу, как за моей спиной стонет Виталик. Ему моё появление на людях не очень нравится. Конечно, это открывает на меня новый сезон охоты.
— Брысь отсюда, пока я ваши оторванные члены не спустил в унитазе. — во мне проснулся старый Джо, которого я не помнил, но хорошо знал. И он готов был убить все эту пиздобратию, взирающую на меня опасно, приготавливаясь выволочь на улицу по одному приказу мерзкого засранца — отчима.
Первые секунды они смотрели на меня, как на приведение, пытаясь убедиться, что у них не массовая галлюцинация. Затем, лица приобрели выражение страха, и только потом, осознав, они набычились. Один из них, с гнилыми зубами, выступил вперед, выпятив грудь.
— Я сейчас тебя спущу вниз по лестнице, тварь!
Я посмотрел на него с нескрываемым сочувствием. Я тот — кому нечего терять, как в Киплинге с Волчицей матерью. Я готов был биться на смерть, не боясь смерти; Эмма и наш ребенок — это все что было у меня, и моя жизнь ничего не значила без них.
Надеюсь, что ждёте.
Роды.
Что-то изменилось в выражении моего лица, потому что все отпрянули и невольно расступились, давая мне проход к палате. Я даже сглотнул, не представляя как открою дверь и увижу её. Со слов близких я принёс ей немало боли, о чем сейчас и не помню. В отличие от неё.
На лавочке у палаты сидела мама Эммы, совсем понурая, бледная. Женщина постарела не на один десяток лет за несколько часов. Было невыносимо смотреть. Я подошел к ней и положил руку на плечо, после чего грозно рыкнул:
