Сглатываю и закрываю глаза, чтобы убедиться, что я не сплю и мне не послышалось. Это девушка от Джо?
Внутри меня происходит эмоциональный взрыв. Мысли, чувства… все мешается.
Нечто внутри меня оборвалось от радости. Сердце забило в три, нет, в четыре раза быстрее обычного. Он жив. Джо жив. Где-то глубоко на подсознании, я всегда это понимала. Такой, как Джо не сгорит в машине. Его так просто не убить. Мне захотелось забраться к нему на руки и почувствовать его дыхание на своей щеке, ощутить вкус его губ.
На смену всепоглощающему счастью пришла боль, которую я старательно прятала все это время. Джо изменил мне, бросил в день свадьбы. В тот страшный день… если бы он не игрался со своим членом и рыжей сучкой, всего этого бы не было. Из-за него я оказалась заперта в доме под током, вынужденная развлекать извращенца — Дато.
У меня свело пальцы ног от разъедающей боли и злости.
И к ним присоединилась ревность. Никогда не поверю, что какая-то там знакомая — хирург будет напрягать свои аппетитные булочки ради девушку простого знакомого. Близких друзей Джо я хорошо знала.
Продолжая делать рваные глотки воздуха, я так и сидела, пытаясь успокоить сердце и чувства.
— Эмма… Даже не думайте, между мной и ним ничего не было и быть не могло. — девушка пододвинула ко мне стул и села. — Сейчас Вам нужно беспокоиться лишь о своей здоровье. Того жирного грузина оставьте Джо. Пусть он с ним разбирается.
Не сдержав еще один саркастичный смешок, медленно перевела на нее взгляд. Было видно, что она всеми способами пыталась расположить меня к себе. Оставалось только догадываться — для чего.
Язык так и чесался, чтобы спросить: «Где Джо был все это время?» но я сдержалась и лишь крепче сжала челюсти, чтобы не проронить и слова.
— Женя… — вспоминаю, как зовут девушку. — Я никому не доверяю кроме себя. Даже не старайтесь, пожалуйста.
Девушка кивает собственным мыслям и машинально тянется к карману, где у нее спрятаны сигареты. Потом вспоминает, что в палате нельзя курить и одергивает руку.
— Не знаю, что было между Вами раньше. Могу лишь догадываться, что история будет увлекательнее «Пятидесяти оттенков серого», меня это не касается. И могу лишь догадываться, что ты пережила под одной крышей с психом. Опять же, меня и это не касается. Все, что меня волнует Эмма, твоё состояние. Если ты будешь нервничать или пропускать через себя негатив, то будешь не в форме или будет беда с молоком… а твоей девочке, как ты решила назвать ее кстати? Чтобы быстро поправиться нужна здоровая Мама. Уже доказано научно, что ничто не ставит на ноги лучше новорожденных детей, как любовь и здоровье мамы.
— Как давно Вы знакомы? — её слова немного расслабляют меня. Пустоголовая любовница бы так себя не вела.
— Недавно. — загадочно протянула она, задумываясь над чем-то. По лицу пробегает хмурая тень. — Это длинная история, будет, наверное, лучше, если о ней тебе расскажет сам Джо…
— Нет. — отрезаю я грубо. Последнее время я постоянно в вакууме. — Мне нужно знать сейчас. Либо так, либо никакого доверия.
— А мне не нужно доверие. — Женя показывает мне свои зубы, прищуриваясь и подаваясь вперед. — За этой дверью сидят головорезы, желающие твоей задницы. Я твой билет на спасение, девочка, хватит упрямиться. Это не я двухметровый мачо, терзающий твоё сердечко!
Она начинает мне нравиться, очень прямолинейная. Я киваю и откидываюсь на подушки.
— Ее зовут Ариана. — по щекам начинают течь слезы. — Когда я смогу её увидеть?
— Я постараюсь договориться, чтобы тебя пустили сегодня вечером. Но чтобы мне дали добро, ты должна выспаться и набраться сил. Побуду тут, чтобы проследить, что с тобой все будет хорошо.
— Нет, иди лучше к моей дочери! — отчаянно качаю головой. — Побудь с ней.
— Она не так интересна Дато, как ты, Эмма. Ее здоровьем занимаются лучшие врачи. Не переживай. — я почему-то верю ей. Заставляю себя расслабиться и заснуть. Ради Арианы. Ради моей маленькой девочки.
И мне снится сон. Дикая фантазия, которая никогда не станет реальностью. Мы вместе с Джо ведём маленькую Ариану по пляжу. Целуемся и держимся за руки. Мы счастливы.
Пробуждение.
Джо.
Не хочу просто его падения, хочу его смерти. В день похорон, как его гроб будут опускать в землю, я плюну на его крышку, чтобы удовлетворить свое ЭГО.
Месть — холодное блюдо, но если его подогреть и подать горячим — будет вкуснее.
Единственное связующее звено между мной и Эммой — Женя. Она позаботится об их здоровье и, если им что-то будет угрожать, сообщит мне. Как бы не хотелось взять на руки свою новорождённую малышку, поцеловать в молочную макушку, мне не стоило пока показываться в больнице, чтобы не раздражать своего отчима.
Виталик был прав, у меня сейчас не было оружия, с которым бы я мог идти на штурм. А голый энтузиазм не защитить мою женщину и ребенка. Дато — псих, ему нужна Эмма, чтобы играться с ней. Он не тронет её…
Или уже трогал.
При мысли, что грязный сукин сын запускал руки в трусики моего ангелочка, я испытывал дикую и неконтролируемую ярость, от которой сжимались непроизвольно кулаки. Я хотел задушить его. Медленно выпустить воздух из его легких. Смотреть, как глаза стекленеют, как из них выходит жизнь.
Я осматривал дом, в котором когда-то жил и, наверное, был счастлив. Дом моего родного отца. В детстве я его боготворил, восхищался его внешним видом, манерой двигаться, тем как он говорил и что говорил, как поступал. Раньше я хотел быть на него похож. А что сейчас? Кем я стал?
— Твой отец на всякий случай приберёг для тебя скрытые счета на моё имя. Видимо, как чувствовал, что все может пойти не туда… — дядя Витя не трогал меня, старался держаться на расстоянии. — После того, как тебя объявили официально мертвым, Дато на законном основании прикарманил все твоё наследство… мне очень жаль, сынок.
— Деньги — последнее о чем я переживаю. — выгибаю бровь, раздумывая над всем. Нужен был план. — И все же… я бы хотел кое-что изменить. Не мог бы снять денег для меня? Хочу привести себя в порядок, прикупить одежды… скажем так, я возвращаюсь в игру…
— Что ты задумал?
— Я не помню ничего, но уверен, что собирал на Дато компромат. Сукин сын пытался меня убить не просто так, я нарыл на нечто важное. Нарыл один раз, нарою еще раз. — не замечаю, как меняется мой голос, становится жестче. Дядя Витя не удивляется переменам, что укрепляет мои догадки — это я настоящий.
— Вылитый отец. — усмехается дядя Витя и уходит, оставляя меня одного. Все, что мне остается, пойти в нашу с Эммой комнату. Переворачиваю все вверх дном в поисках ее вещей. Как последний маньяк нюхаю их, глажу ткань.
— Любимая, я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Моя девочка. Моя куколка… — боль прорывается, по щекам начинают течь обжигающие слезы. Пожалуй, я плачу впервые.
