Я, разумеется, прекрасно это представляла. В самолетах летать доводилось, а там капитан корабля всегда объявляет, на какой высоте летим, и какая температура за бортом. И все же мне казалось, что грифон подняться на десять километров не может. Там ведь и дышать трудно. А тут еще и крыльями надо махать.
– Хотя если, конечно, хочешь, – продолжил шептать Джек глубоким голосом, и его ладонь сильнее прижала меня к себе.
– Не надейся даже, – бросила я, хватка тут же ослабла.
Грифон тем временем набрал нужную высоту, и мы стали кружить над академией Бикелови. С такой высоты она выглядит игрушечной, несмотря на свои размеры. А левиты вообще кажутся букашками, неспешно парящими между корпусами. Чуть дальше поляна и стена Колдорского леса, зеленая и довольно приветливая. Сложно представить, что где-то там обитают твари, о которых написано в фолианте существоведения и о которых говорил профессор Люминари.
Но больше всего меня изумило другое.
Мое собственное состояние. Страх, который бросал в дрожь, пока Джек чуть ли не силком втаскивал на грифона, испарился. Не просто исчез, а искоренился подчистую, словно его не было никогда. И более того – мне вдруг стало так свободно и хорошо, что даже подумала: как раньше жила без этого?
Наверное, я засмотрелась или задумалась, потому что Джек потормошил меня.
– Эй, с тобой все нормально?
– А? Что? Да… Все хорошо. Даже странно.
– Почему?
– Не знаю, – растерялась я. – Просто мне совсем не страшно.
Послышался облегченный смешок.
– Ну так это нормально, – отозвался Джек и потянул вожжи, направляя грифона правее, в сторону леса. – Всем нравится летать. Ну, точнее, не всем, но многим. Я был уверен, что тебе понравится.
Я хмыкнула. Уверен он, конечно, быть не мог. Так, ткнул пальцем в небо, надеясь впечатлить меня. И у него получилось.
Подставляя лицо встречному ветру, я получала все больше и больше удовольствия. Хлопанье крыльев звучало музыкой, будто это что-то настолько естественное и родное, что по-другому и быть не может. Грифон под нами покачивается, а я чувствую ногами его мягкие перья.
Когда полетели над лесом, я окончательно забыла, что такое страх и с диким восторгом стала наклоняться в разные стороны, не на шутку пугая Джека, который только и успевал втягивать меня обратно в седло.
– Ух ты! Смотри! Там озеро! – кричала я, указывая на голубую блестящую плошку, окруженную зеленью. – Ой, а там, посмотри! Это что, ёлки такие? Какие смешные!
Джек дергался каждый раз, когда я едва не выпадала из седла, хватая меня за пояс.
– Тиффани, осторожнее! Под нами две сотни метров!
Но я почти не слышала.
– Обалдеть! Как классно! Ой, какая милая птичка! Она не боится подлетать так близко к грифону?
Птичка, о которой я говорила, грифона, кажется, просто не видела, но как только поняла, что за зверь поблизости, чуть ли не камнем рухнула в зеленые кроны.
– А можно мне порулить? – не успокаивалась я.
– Нет.
– Ну, пожалуйста.
– Нет.
– Ну тогда давай повыше взлетим.
Меня переполняло что-то совершенно незнакомое и в то же время очень близкое. Казалось, если сейчас не взлечу еще немного, мир кончится, а солнце потухнет.
Голос Джека прозвучал неуверенно и одновременно насмешливо.
– Надо же. А кто трясся перед взлетом, как мышь?
– Я. Я тряслась, – согласилась я, даже не пытаясь спорить. – А теперь хочу выше.
– Вот чокнутая, – усмехнулся Джек, но все равно натянул поводья, направляя грифона вверх. – Но учти, там холодно.
Об этом я думала в последнюю очередь. Чувствовать, как ветер обтекает лицо, как заплетается в волосы, слышать его свист вперемешку с хлопаньем мощных крыльев – вот настоящий кайф и удовольствие.
Чем выше мы поднимались, тем больше щенячьего восторга появлялось в груди. Как я жила без этого?
Раскинув руки, чем до ужаса напугала Джека, который вцепился в меня мертвой хваткой, при этом каким-то чудом умудряясь держать поводья и управлять грифоном, я летела. Летела и чувствовала что-то совершенно непередаваемое. Потоки ветра, скорость, высота, где-то далеко внизу лес, который с такой высоты кажется кудрявым зеленым ковром, похожим на брокколи.
И солнце. Яркий светящийся шар, окруженный бесконечной синевой.
Я будто впала в какой-то транс. Во всяком случае, именно так могу описать это состояние. Транс. Медитация. Единение с воздухом.
Не знаю, сколько это продолжалось, но в какой-то момент ощутила тряску. Не сразу поняла, откуда она, но спустя несколько мгновений поняла – это Джек. Он дрожит.
Оглянувшись, обнаружила его бледное лицо и посиневшие от холода губы. Но бард молчит и терпит, улыбаясь непривычно слабо, поскольку мышцы челюсти, очевидно, замерзли.
– Тебе холодно? – изумилась я.
Стуча зубами, Джек ответил:
– А сама не видишь?
Видеть я видела. Но абсолютно не могла понять, почему бард трясется, а я испытываю только удовольствие и неописуемый кайф. Возможно, конечно, что у меня адреналин подскочил, он греет и бодрит. Но Джек совсем уже околел. Такая разница в восприятии показалась странной. Хотя, кто знает, как с терморегуляцией у бардов.
– Ладно, – вынужденно согласилась я, хотя самой хотелось еще летать и летать, – спускаемся.
– Наконец-то…
Грифон полетел по большой дуге на разворот, немого наклоняясь набок. Джек отклонился в обратную сторону и вынудил то же самое сделать меня, хотя я бы с удовольствием свесилась.
– Не забывай держаться, – напомнил он. – Ты конечно легкая, но мне приходится все время держать тебя в полете. А это непросто.
Хвататься за луку я действительно перестала, пришлось снова за нее взяться, чтобы хоть немного успокоить и разгрузить барда. Отклонившись в противоположную от крена сторону, я покосилась вдаль, где лес постепенно перестает быть зеленым и превращается во что-то темное и мрачное.
– А что там? – спросила я Джека, кивая в ту сторону.
Он оглянулся, что вообще-то не так просто, учитывая положение, и сказал:
– Там северная граница Колдорского леса.
Я решила блеснуть свежеполученными знаниями.
– Это та, за которой всякие упыри обитают?
– Именно, – кивая, согласился Джек. – Но не переживай, это очень далеко. Колдорский лес огромен.
– А так и не скажешь, – проговорила я, задумавшись и провожая взглядом темноту вдали, потому что грифон почти завершил маневр, и через пару мгновений граница скрылась из поля зрения.
– Потому, что кое-кто захотел подняться, диез знает куда, – ворчливо заметил бард.
