За полминуты туман погреб под собой вагон до самой крыши и замер, как будто переваривая добычу. Чудилось, что сейчас он опадет — и не останется ничего, только пустые рельсы. Однако через несколько мгновений дымка начала таять под ударами дождевых капель, покрывалась норами и кавернами, щупальца ее скрючивались, съеживались. Уже через минуту последние клочья тумана остались только в темноте между рельсами — грязно-серые, словно остатки прошлогоднего весеннего снега.
Умытый туманом, вагон стал обычным, окна его прозрели, а по крыше забарабанил дождь. Но после таких «водных процедур» я окончательно пожалела, что навязалась в компанию к Блаку. Все-таки в Разлом эту следственную работу, я еще побарахтаюсь и попробую вернуться на свое место. Пусть ответственности больше, но мои нервы, похоже, окончательно привыкли тянуть именно ее, а не вот эти… новые впечатления.
Шериф в прежнем молчании, не оборачиваясь, зашагал к вагону. Мужчины спокойно последовали за ним, и мне ничего не оставалось, как продолжить опираться на локоть сержанта.
По крутой лестнице я забиралась последней. Завр протянул руку помощи, но мне просто не хватило бы ладоней ею воспользоваться: одной я держала полы длинного плаща, чтобы не наступить на них, второй крепко цеплялась за перила и добровольно выпустить их не рискнула бы.
Нет, все-таки я слишком привыкла к городу со всеми его удобствами. И терпеть не могу путешествия.
Внутри уже басил-Блак, отдавая приказы подчиненным, так что к тому моменту, как я подобралась к купе первого класса, двое полицейских уже прошли дальше по вагону, осматривать вещи остальных пассажиров, а Завр протиснулся мне навстречу и умчался за понятыми.
Шериф, стоявший в проходе купе, запнулся об меня взглядом.
— Почему вы гоняете именно его, а не рядового? — вырвалось само собой. Но это даже к лучшему, потому что вопрос был достаточно безобидным, и он явно отвлек Блака от каких-то кровожадных мыслей в мой адрес.
— Завр вызывает доверие, — неожиданно ответил мужчина.
— То есть?
— То есть он лучше находит общий язык с людьми, ему доверяют и помогают, — еще неожиданней пояснил Блак, опускаясь на корточки в проходе, чтобы внимательно разглядеть купе.
Так и хотелось спросить, в сравнении с кем лучше, уж не с самим ли шерифом, но я волевым усилием сдержалась. Ну что за детский сад, в самом деле? Сейчас Блак ведет себя на удивление спокойно и ровно, не насмехается и не пытается задеть, так надо воспользоваться шансом на примирение!
— Значит, когда вы вошли, свет не горел, — задумчиво пробормотал он. — Нашарили выключатель… Где вы стояли?
— Вот примерно там, где вы сейчас.
«Передняя ваша часть», — добавила про себя.
Блак покосился на выключатель, опять обвел взглядом купе — медленно, явно подмечая детали. Я стояла сбоку и совершенно не рвалась заглянуть внутрь, пока там лежал труп.
— Вам знакома эта вещь? — спросил шериф, поднимаясь. Он когда-то успел натянуть черные защитные перчатки и сейчас продемонстрировал мне висящий на мизинце брелок.
На короткой цепочке с кольцом болтался стеклянный шарик с парящим внутри островерхим зданием смутно знакомых очертаний. Я машинально протянула руку, чтобы взять вещицу и рассмотреть, но сама же опомнилась и отдернула, не коснувшись стеклянной поверхности. Не стоит хвататься голыми руками за улики, на которых точно нет моих следов.
— Первый раз вижу, но здание внутри кажется смутно знакомым.
— Это Рассветная башня, одна из достопримечательностей Фонта, — просветил шериф.
— А-а, — со значением протянула я. — Нет, это точно не мое. Я не люблю такие безделушки.
— Слишком дешево? — Он насмешливо вскинул брови.
— Слишком бессмысленно, — ответила спокойно. — Их обычно привозят из поездок просто для галочки, без души и желания сделать приятно. Достаточно дешево, чтобы купить горсть, раздать едва знакомым людям и выкинуть из головы.
— Не любите сувениров?
— Не люблю лицемерия. Если уж привозить что-то кому-то из поездки — привозить то, что нужно и понравится именно ему, и выбирать персонально. А чем вас так заинтересовала эта безделушка? — поспешила я сменить тему: уж слишком личный оттенок начал принимать разговор.
— К ней был привязан пожиратель, прикончивший вашего соседа.
— Пожиратель? — переспросила я, инстинктивно качнувшись прочь от купе, но поспешила взять себя в руки.
— Не беспокойтесь, его здесь давно нет. Да и в реальном мире, подозреваю, уже тоже, — заверил некромант.
Насмешничать и высказываться по поводу моего страха не стал, и это немного смутило. Может, он правда решил пойти на мировую?..
— А разве они способны вот так… выпотрошить? — Голос под конец все-таки дрогнул.
— Еще как, — криво улыбнулся мужчина.
— И почему он тогда не сожрал весь вагон?
— Потому что вагон двигался, а пожиратель не успел обрести плоть. — Шериф пожал плечами. — Он был заключен в этот сосуд. Когда из него выполз… ну это еще предстоит выяснить, как и когда. У него было два желания: жрать и освободиться от остатков поводка. Накинулся на первое живое существо в поле досягаемости и, получив от него необходимую энергию, разорвал привязь и только после этого воплотился. И обнаружил себя посреди дорожного полотна.
— В каком смысле?
— Поезд движется, сосуд лежит внутри. Когда дух привязан к сосуду, он движется вместе со своим вместилищем. Нет привязки — лети своим ходом за поездом. Ну а поскольку пожиратель не только агрессивен, но еще и непроходимо туп, догадаться это сделать он не мог.
— То есть где-то по горам шастает эта голодная тварь?
— Проверить стоит, но маловероятно, он в воплощенном виде без дополнительной подпитки долго не просуществует, а там места пустынные, тем более среди ночи. Вот если бы поезд стоял — тогда было бы весело, да, одним покойником не обошлось бы.
Меня передернуло от этого «весело», но высказываться вслух я не стала. Некроманты — он и почти все такие, тут уже не в конкретном господине Блаке дело. Но это и понятно: те, кто работает со смертью, всегда относятся к ней спокойнее, чем рядовые обыватели.
Пожиратели — это одни из самых мерзких потусторонних тварей. Впрочем, немерзких тварей среди этих существ исчезающе мало. До того как люди с ними столкнулись, считалось, что полностью уничтожить душу невозможно. Люди этого не могут до сих пор, а вот такие сущности — вполне.
Мне в судебной практике довелось вести единственное дело, в котором была замешана подобная тварь, еще о паре слышала от коллег. Использовать подобную сущность как орудие убийства — очень заманчиво, потому что с гарантией лишает следствие главного свидетеля, покойника, который хоть и не способен указать на организатора, но уж всяко в красках вспомнит, с кем у него были конфликты. Погибшие насильственной смертью, как правило, очень жаждут покарать убийцу.