Жертвы явственно отмечали путь одержимого. Условную прямую линию вдоль Разлома.
Аномалия эта расположилась в гористой местности. Именно там брал свое начало Ржавый хребет, который тянулся вдоль всего Белого лепестка, на дальней его оконечности отрезал Клари от Фонта и обрывался в море. Но одержимый двигался в другую сторону, в совсем уж дикие места у основания лепестка. Там Разлом упирался в Границу — пространственный шов между лепестком и Сердцевиной.
Покойный Морриг Вист мог быть хоть самым неприятным человеком во всем мире, но наблюдение сделал интересное: подобное поведение одержимого не укладывалось в обычную логику этих существ. Опрометчиво, конечно, выводить статистику из четырех случаев, но тем не менее первые три отличались от этого. Одержимые, как любые потусторонние твари, рвались в толпу, туда, где больше людей, больше пищи, а здесь… Мелкие не городки — поселки, в основном шахтерские, где он не задерживался. Более-менее крупный населенный пункт — Фелет, где и закончился его путь.
Что понадобилось в тех краях одержимому? Очень интересный вопрос.
Надеялся перебраться в Сердцевину? Навряд ли. За пределами Белого лепестка духи теряли свою силу и очень быстро таяли, не в состоянии питаться — черпать энергию из потока, чуждого им, и поглощать силу живых существ. Это разумные сочетали в себе все силы и могли использовать собственные таланты по всему миру, а стихийные порождения, к которым относились и потусторонние сущности, за пределами родных лепестков не выживали. Особенно крупные и сильные.
Хотел что-то сделать с Границей или Разломом? Хотеть он мог что угодно, вот только Граница неподвластна силам смертных, а Разлом… Возможно, конечно, но совершенно непонятно, что именно. Дух хотел позвать друзей? Обеспечить им свободный проход в мир смертных? Теоретически неопределенно, звучит грозно и грандиозно, самое то для газетного заголовка. Но то, о чем громко кричат с первой полосы, обычно отражает действительность очень криво и преувеличенно. А на самом деле… Да творец знает, за каким демоном понесло одержимого в те края!
И в те ли — или цель его лежала где-то ближе, не доходя до края лепестка. Вот только ничего примечательного на этом пути Адриан не видел: все те же редкие черные точки поселений, попавших на каргу только благодаря ее крупному масштабу. Какие-то названия казались смутно знакомыми, но скорее за счет банальности и повторяемости. Сам Блак служил на другом конце Разлома, поэтому эту местность не знал.
Но главное, Клари лежал на противоположном от вероятной цели одержимого конце лепестка, и какое отношение имел к той давней истории родной город, Адриан пока даже теоретически не мог предположить.
Постояв минут десять у карты, глядя сквозь нее, некромант встряхнулся и пошел читать дальше.
А дальше закономерно шла история уничтожения одержимого. Трогательный рассказ о жизни обыкновенного парня Дионаса Бурга, молодого некроманта всего второго года службы и, без всяких шуток и оговорок, настоящего героя.
В газетах этого не было, да никто и не стал бы разглашать подробности, а вот его будущим коллегам, осваивающим собственный дар, очень подробно описали, как именно Бург уничтожил опасную сущность. Просто потому, что любой из них мог оказаться на его месте.
Некромантия и менталистика — это фактически две стороны одной медали, просто первые работают с душами мертвых, а вторые — с душами живых. Работать на границе двух состояний, в момент умирания, способны маги обоих направлений. Оба могут подтолкнуть замершие чаши весов в нужном направлении, но есть одна принципиальная разница: если к смерти подтолкнет менталист, дух, скорее всего, не найдет покоя, застрянет в мире, а если некромант — отправится на перерождение быстрее, чем это случается в естественных условиях.
Подтолкнуть за грань сытого, нахапавшего чужой энергии духа, занявшего здоровое сильное тело, неопытный и не очень сильный Дионас Бург не мог. Но в тот момент, когда порождение Разлома присосалось к нему, некромант толкнул за грань свою душу, и та, благодаря прочной энергетической связи, утащила за собой и паразита, и остатки души несчастного артефактора.
Теоретически далеко не самый сложный фокус, требующий, однако, точности, аккуратности и концентрации. Адриану, к счастью, подобного делать не приходилось, иначе шерифом в Клари служил бы кто-то другой, но он, видевший вблизи множество порождений Разлома, мог представить, какое мужество и сила воли необходимы для этого. Для того чтобы сосредоточенно думать над тем, как убить врага, когда потусторонняя тварь жрет тебя заживо. А на оценку ситуации и принятие решения у Дионаса была всего пара секунд.
Для них, бывших всего на три года моложе Бурга, он стал примером для подражания. Каждый был уверен, что на месте того некроманта поступит так же, и даже вполне искренне хотел на нем оказаться. О том, что это смерть, никто из них совершенно не думал. И уж конечно пропускали мимо ушей то, что наставники старательно вдалбливали в их горячие головы: что подвиг и самопожертвование — это, безусловно, достойно восхищения и уважения, но их дело — как раз подобного не допускать. Тщательно выполнять свой долг, быть внимательными и собранными, чтобы кому-то из товарищей — рядом, на соседнем участке или в городе — не пришлось жертвовать собой.
Это потом уже стало ясно, насколько правы были наставники, когда голова вблизи Разлома очистилась от восторженных глупостей, а на смену им пришла ответственность и осознанность.
Отвлеченный воспоминаниями, эту часть бумаг Адриан изучал особенно долго. Встряхнулся, только когда в руки попала копия докладной записки капитана участка, где служил погибший некромант, с подробностями расследования происшествия.
— Ишь ты, какой пронырливый писака, — пробормотал Блак себе под нос.
Документ был не то чтобы секретным, но для служебного пользования, и случайным людям, особенно журналистам, в руки его так просто не давали. Интересно, как и где он достал эту бумажку?
Никаких сомнений и двойственных толкований записка не допускала. Все коротко, по существу и почти так, как им рассказывали во время учебы. Да и какие разночтения, если у трагедии была куча свидетелей, тела опознали, а шлейф смертей прервался?
Последней в папке оказалась пара страниц, вырванных из какой-то книги, — кроме номеров, на них, увы, не было никаких обозначений. Книгу Адриан не опознал, а вчитавшись, понял, что вообще не подозревал о ее существовании, хотя с удовольствием ознакомился бы с полной версией.
Это были мемуары. Действительные или вымышленные — неизвестно, но написанные от первого лица — адъютанта персоны знаковой и более чем неоднозначной, генерала Этеона Отока. Некроманта легендарной силы, командовавшего второй армией в ту последнюю войну Белого и Зеленого лепестков, которая окончилась с появлением Разлома. Тогда же закончилась жизнь и половины личного состава гой самой армии.
Тот период, пусть и сравнительно недавний, был окружен мрачными легендами и противоречивыми слухами. Никто доподлинно не знал, что тогда приключилось и как возник Разлом, а если знал правду и имел доказательства — помалкивал. Вину за трагедию возложили на Отока, а оправдаться тот не мог.
