Отношение самого Блака к этой персоне и этим событиям за всю жизнь менялось трижды. Сначала, в детстве на уроках истории, он верил в официальную версию. Потом заинтересовался и, уже обучаясь в спецшколе для некромантов, переменил мнение на строго противоположное — неофициальное, но тоже очень популярное. Часть даже весьма маститых историков считали Отока жертвой интриг высшего командования и тогдашнего парламента, которому харизматичный, по отзывам современников, генерал, талантливый оратор и любимец народа, стоял поперек горла: если бы война за приграничные земли с их богатыми золотоносными жилами окончилась победой, он вполне мог на волне народной любви подняться на самый верх и взять власть в свои руки, скинув парламент.
Сейчас, с высоты накопленного жизненного опыта, Адриан считал обе эти версии слишком категоричными и идеалистичными и занимал позицию где-то посередине, склоняясь к тому, что Оток действительно лелеял мысли о власти и в трагедии виноват он, но вряд ли происшествие было делом лично его рук и его собственной инициативой, он наверняка следовал приказу свыше. А потом те, кто этот приказ отдал, узрев результат, поспешили отмежеваться и подчистить следы. Не просто же так через полгода после трагедии главнокомандующий, который отдавал Отоку приказы, скоропостижно скончался якобы от старой болезни, но почему-то был сожжен без всякого публичного прощания.
Блак никогда не слышал, что человек, проведший половину войны рядом с генералом, выжил и больше того — умудрился оставить мемуары. Интересно все-таки, что это? Оригинал? Фальсификация? Или просто художественный вымысел, о чем автор добросовестно предупредил где-нибудь в предисловии?
Впрочем, в последнем случае вряд ли подобный текст мог кого-то всерьез заинтересовать. Литературной ценности он не имел, стилистически был коряв и беден, да и угол зрения на трагедию для художественного вымысла оказался неожиданным и слишком скучным. Писатель бы скорее выбрал образ чудом выжившего свидетеля катастрофы, а этот текст был написан от лица человека, которого отослали с поручением. С каким, очевидно, упоминалось раньше, потому что в отрывке фигурировал «пакет» без пояснений.
Многословно, прыгая с одного на другое, адъютант строил предположения о повлекших катастрофу событиях. Он упоминал некий ритуал, который должен был провести его командир в связке с несколькими боевыми магами, тем самым призвав на помощь армии духов, и предполагал, что ошибка в его составлении или проведении и вызвала появление Разлома. Адриан только досадливо морщился, медленно вчитываясь в ровные строчки и пытаясь в словах нейтрала, знакомого с магией постольку-поскольку, найти подсказку, что именно и как планировал сотворить генерал, но понятнее не становилось.
К тому же Блак с иронией сознавал, что понимает в той истории гораздо больше, чем автор этих строк. Без всяких свидетельских показаний было очевидно, что некроманты провели какой-то грандиозный ритуал и прорвали ткань реальности. Причем явно не один Оток: как бы он ни был силен, а вызвать такие разрушения в одиночку человек неспособен. Кроме того, сейчас уже вполне достоверно было установлено, что соседи как раз тогда нанесли по позициям белых сокрушительный удар, и наверняка именно в этом — в наложении сил — заключалась причина катастрофы. Блак даже предполагал, что место и время проведения-ритуала соседям слил кто-то из своих, иначе объяснить такую точность не получалось.
Пожалуй, все, что Адриан мог вынести полезного из этого обрывка, — точное местоположение ставки командования и, соответственно, место проведения ритуала. Такие сведения ему прежде не попадались, историки по этому поводу спорили, и разница выходила в несколько десятков километров. Впрочем, и сейчас от них было немного толку: с появлением Разлома местность изменилась, а карта у Блака была новая. Единственное, что приходило в голову, — что точка столкновения сил находилась там, куда двигался последний одержимый, иначе просто не было смысла соединять все эти вырезки в одну папку.
Само по себе наблюдение, конечно, могло бы заинтересовать какого-нибудь историка и даже наделать шуму при правильной подаче. Конечно, можно было — и следовало — поискать старую карту и глянуть уже по ней, но некромант не видел причины с этим спешить.
Ну двигался одержимый вдоль Разлома. Вполне возможно, место проведения ритуала приобрело какие-то заметные энергетические особенности. И даже не исключено, что это давно вычислено теоретиками: некромант уже много лет не интересовался деталями исследований, если те сами не падали в руки. Но почему Моррига Виста понесло с этими сведениями сюда? И, к слову, что он до этого делал в Фонге?
Оставалось надеяться, что записная книжка прольет свет на сложившуюся ситуацию. Адриан полистал ее и нехотя отложил — это не газетные вырезки, тут он намертво завязнет и ничего полезного не выяснит, надо ждать Кира.
А в Фонт все-таки придется ехать. Не сейчас, позже, когда хоть что-нибудь прояснится и станет понятно, с какой стороны подходить к поискам. Но без вариантов, потому что вопросы только копятся. Вот и в школу надо бы заглянуть и уточнить, совершил ли журналист открытие с этим нестандартным поведением одержимого или изобрел колесо.
Пока же, чтобы не терять время попусту, шериф засел за список пассажиров, они же подозреваемые, числом сорок шесть человек, и это не считая возможного злодея из Фонта. За два списка, которые, впрочем, совпали: составленный полицейскими с соблюдением всех процедур опознания и предоставленный начальником поезда. Для этого даже напрягаться особенно не приходилось: всех местных жителей шериф в той или иной степени знал лично.
В число наименее вероятных злодеев первым делом попали четверо детей с родителями. Все местные, родились и выросли тут, дальше Фон га никуда не ездили, дружили семьями — трое из детей учились вместе в одном классе. Обычные семьи — не идеальные, не проблемные. Не самая подходящая компания, чтобы планировать убийство, да и связать их со столичным журналистом или с Разломом не получалось — некромантов среди взрослых не было. Сразу минус десять человек, уже неплохо. Хотя стоит узнать, что они забыли в Фонте, когда учебный год уже начался.
Следом отправились пятеро бывших студентов, которые тоже вряд ли могли иметь отношение к журналисту. Четверо спокойно отучились, отгуляли последние каникулы, получили все бумаги и сейчас возвращались домой, чтобы начать самостоятельную жизнь и работу, а один вылетел с позором и ехал в сопровождении отца.
Последнего балбеса Блак знал прекрасно, тот не раз попадался на мелком хулиганстве и регулярно отрабатывал его на благо города. Шериф с самого начала был уверен, что ничего путного из затеи с его учебой не выйдет, и вот пожалуйста! Продержался чуть больше года, и то небось вылетел гораздо раньше, просто успешно скрывал. Отца его некромант тоже отложил в стопку потенциально невиновных, но сделал мысленную зарубку с ним поговорить. Не о деле — о сыне. Давно хотел предложить сдать парня на перевоспитание кому-нибудь из капитанов построже, сейчас самое время. А там, глядишь, вдали от материнской юбки выйдет из него что полезное. Мальчишка ведь не так уж плох, просто избалованный и безалаберный.
