Мы разрезали одежду парня и теперь могли подключить датчики, чтобы следить за его сердцебиением, но на мониторе была лишь ровная линия. Я вставила ему в рот трубку, чтобы закачать кислород в легкие. Далее этот кислород попадет в кровь и, благодаря тому, что мы постоянно делаем прямой массаж сердца, разойдется по всему организму.
Я вставила катетер в его вену: через него в организм будут поступать препараты, позволяющие завести сердце. Если мы сможем провести реанимационные действия на хорошем уровне и парень выживет, то вероятность повреждения мозга из-за недостатка кислорода будет минимальна.
Когда мы с трудом поднимали парня с холодного асфальта, аккуратно клали его на каталку и везли к машине скорой помощи, дождь все еще продолжал идти. Мы подключили его ко всем датчикам, показывающим сердечную активность, однако, несмотря на все наши старания, парень не подавал никаких признаков жизни. Мы предупредили работников больницы, что выезжаем, включили сирены и помчались по мокрым улицам, продолжая делать пациенту непрямой массаж сердца и нажимая на дыхательный мешок, качающий кислород ему в легкие. В больнице мы отвезли пациента в реанимацию, где нас уже ждала бригада врачей, и помогли им переложить мужчину на койку. Затем мы еще недолго побыли там, работая вместе с коллегами.
В тот день я должна была записать данные этого молодого человека в его карточку в регистратуре. Когда медсестра протянула мне ее, я обратила внимание на то, что последний раз парень попадал в больницу в 7-летнем возрасте с жалобами на боли в животе. Какая разница по сравнению с тем, что произошло теперь! Ужасная ночь! Все наши усилия были бесполезны. Удар ножа был нанесен в грудь и пришелся парню в самое сердце. Он умер.
Через некоторое время я пришла в реанимацию попрощаться с умершим. Его тело лежало за занавеской. На нем больше не было модной одежды, парень лежал, накрытый лишь больничной простыней. Медики отсоединили от умершего катетер, извлекли из тела все трубки, и теперь оно лежало и казалось абсолютно идеальным. Крови было очень мало, не больше, чем мы видели, когда пытались его реанимировать: все повреждения и кровь остались внутри. Небольшое ранение на левой стороне груди, теперь прикрытое одеялом, — вот и все, что было видно.
Полицейские начали поиск родных погибшего, чтобы сообщить им страшную новость и привезти в больницу на прощание. Их жизнь после этой ужасной ночи уже никогда больше не будет прежней. Я хотела уйти из больницы до того, как родные парня приедут сюда, так как для меня нет ничего хуже, чем такие встречи. Что может быть страшнее, чем видеть взгляды родственников умершего, приехавших в больницу для прощания с ним?
Налив себе кофе, я пошла на улицу к своему автомобилю — который полицейские пригнали к окнам больницы, — чтобы почистить его и переложить туда медицинское оборудование. Затем, закончив заполнять необходимые бумаги, я ответила на вопросы полицейских, начавших восстанавливать картину произошедшего.
К сожалению, это был далеко не первый случай в моей практике, когда я выезжала на вызов с сообщением о том, что на человека напали с ножом, закончившийся трагически. Не имеет значения, при каких обстоятельствах это происходило. Трагедия парня стала одним из самых страшных происшествий подобного рода, поскольку мы не смогли ничего сделать, а ведь приезжая на любой вызов, всегда стараемся сделать все, что в наших силах. К тому же сегодня мы приехали слишком поздно.
Выехав из больницы, я снова вернулась к своему привычному режиму работы и была готова принять следующий вызов. Я поехала домой к 7-летнему мальчику, у которого болел живот. Ситуация не выглядела серьезной. Но, осматривая ребенка и разговаривая с его взволнованными родителями, я не могла выкинуть мысли о погибшем парне из головы. Я стала размышлять о том, какая судьба ждет маленького мальчика, к которому я сейчас приехала. В такие ночи, как эта, когда ты видишь, как быстро и неотвратимо умирают люди в расцвете сил, всем сердцем начинаешь надеяться, что судьба других детей будет к ним более благосклонна.
Не надо таких новостей
Как же я ненавижу рабочую смену с семи часов вечера до семи часов утра, особенно когда меня назначают старшей в бригаде из трех человек, как было вчера. Я уже много лет работаю в таких сменах от звонка до звонка, но до сих пор не могу привыкнуть к нарушению режима сна. Есть люди, которые, приходя домой после таких смен, быстро засыпают, но я не из их числа. Вот почему вчера, еще до того, как принять первый вызов, я уже чувствовала себя уставшей. Всю ночь перед вчерашним дежурством я ворочалась в постели и не смогла поспать положенные 8 часов.
Перспектива провести 12-часовую ночную смену, в которой может произойти все, что угодно, не добавляла мне хорошего настроения. Единственная приятная новость в данной ситуации состояла в том, что в этот раз нас было трое: водитель Тони и еще один человек, с которым у меня были хорошие отношения, — Джед, суховатый шотландец с отличным чувством юмора, проходивший курсы медбрата скорой помощи и попавший в нашу смену для практики. Он уже начал было рассказывать очередной анекдот, когда мы получили первый вызов за сегодня: мы поехали в дом к 15-летней девочке, у которой были проблемы с дыханием.
Тони пошел прогревать машину, а Джед спросил меня:
— Как думаешь, что произошло?
— Гмм… Не знаю, может, астма, может, паническая атака, — ответила я, сохраняя рассудительность.
Но все время пока мы ехали на вызов, я пыталась понять, что именно меня ждет. Конечно, в заявке указана причина, по которой человеку требуется помощь. Но не стоит делать конкретных выводов до тех пор, пока не исключил все остальные варианты.
Мы остановились перед красивым домом с террасой. Дверь открыла женщина лет тридцати на вид — мама девочки.
— Она выглядит очень спокойной, — сказала я Тони, — вероятно, у ее дочери паническая атака.
Но в ситуации, произошедшей с 15-летней Сьюзен (так звали девочку), не было ничего хорошего. Она сидела на лестнице, плакала, очень тяжело дышала и хрипела. Это не очень хороший знак. Девочка была сильно напугана тем, что с ней происходило. Стало ясно, что ей что-то мешает дышать.
Тони дал Сьюзен немного кислорода, и теперь я могла осмотреть девочку и оценить ритм ее дыхания. Насколько оно равномерно? Прерывисто ли? Лицо у нее было розовым (и это хорошо), однако тот хрип, который она издавала при выдохе, не считается нормальным ни в одном из медицинских учебников.
Вынув фонендоскоп, я стала слушать девочку, пытаясь понять, попадает ли воздух в оба ее легких. Может быть, одно из них отказало? Судя по тому, что я слышала, воздух в легкие проходил нормально, тем не менее Сьюзен приходилось делать усилие, чтобы выдохнуть.
— У вашей дочери раньше случалось что-то подобное? — спросил Джед мать Сьюзен.
— У нее астма, и она принимает препарат «Веролин». Но ей раньше никогда не было так плохо, — сказала она спокойным голосом.
Чтобы помочь Сьюзен справиться с хрипом, мы решили дать ей «Веролин» из нашей аптечки — это мелкодисперсный спрей, помогающий устранить спазм дыхательных путей. Мы закапали его девочке в рот и нос через кислородную маску, которую надели на нее ранее. Но это не очень помогло. Сьюзен стала по-настоящему беспокойной.
