БЛАГОДАРНОСТИ
Памяти Артура Пичи и Джима Миллера
Я крайне признателен профессору Роберту Браунингу за его помощь и поддержку и профессору Фергусу Миллару за его любезную готовность помочь на всех этапах работы над этой книгой и ответить на все, даже самые наивные, вопросы. Все ошибки в книге, возникшие вопреки его советам, лежат целиком на моей совести.
Я в долгу перед профессором Тони Оноре за его помощь в области римского права и вклада Диоклетиана в его кодификацию. Моя благодарность профессору Джону Уилксу и отдельно — профессору Томиславу Марасовичу из Института городского планирования в Сплите и доктору Бранко Киригину из археологического музея Сплита, с чьей помощью так удачно прошла наша поездка по городу и визит во дворец. Дух Диоклетиана до сих пор царит в Сплите, и я буду весьма рад, если моя книга сделает его немного ближе и понятнее многочисленным гостям этого города.
Моя глубокая признательность — Патрисии Морган, которая прочла и прокомментировала множество черновиков к главам книги и неизменно помогала во всем остальном. Самые теплые слова —в адрес Герберта Джармени и Чарльза Лэнгли за их моральную поддержку и помощь.
Хочу также поблагодарить профессора Рамси Макмаллена за разрешение включить в текст цитаты из его превосходного труда об этом историческом периоде и за возможность воспользоваться фотографией Вустерширского бюста. Я согласен с профессором, что Диоклетиан был представителем редкой породы в истории империи — императором с определенными убеждениями, и надеюсь, что сумел наглядно это доказать.
ПРОЛОГ
Когда весной 161 года юный Марк Аврелий стал императором римского мира, он не только ни разу не руководил сражением, но даже никогда не видел настоящей армии.
[1] Длительное правление его предшественника и приемного отца Антонина Пия (т.е. «Благочестивого») характеризовалось почти не нарушаемым миром и внутренним спокойствием: на дальних границах постоянные гарнизоны исправно несли свою службу, командиры легионов назначались и покидали свой пост в должный срок, так и не получив возможности повести свои войска в битву. Уже не одно поколение сменилось с тех пор, как император лично участвовал в полномасштабной войне. Империя II века представляла собой превосходный (и с тех пор не повторенный) образец достижений искусства управления государством, в котором все народы Средиземноморья, от побережья Атлантики до Евфрата, подчинялись единому правительству. Благодаря этому мир и безопасность стали привычными атрибутами жизни империи.
[2]
Император Антонин Пий был терпимым, высокообразованным человеком без всякого опыта в военном деле, поэтому, тщательно заботясь об образовании Марка Аврелия как своего преемника, он не считал необходимым преподать ему основы полководческой науки. Будущий император с головой погрузился в изучение философии и риторики, а практические навыки управления получил, занимая различные должности в Риме, включая должность консула, причем в довольно юном возрасте — в 19 лет. Марк понимал высокое значение армии для истории и величия Рима, но это понимание носило скорее научный, академический характер, частично проистекающий от традиционного изображения солдата Рима как гражданина республики с оружием в руках. Единственными профессиональными военными, которых видел в своей жизни Марк Аврелий, были разукрашенные, осыпанные привилегиями солдаты преторианской гвардии, которые повсюду сопровождали императорскую семью, охраняли дворец и публичные здания Рима и укрепляли авторитет императора одним своим присутствием.
В должный срок сенат наделил Марка и его сводного брата Луция Вера всеми традиционными полномочиями императора — полномочиями, которые по-прежнему имели черты республиканского правления, тщательно избегая упоминания «царствования». Затем они прошли в составе торжественной процессии через Porta Viminalis (Виминальские ворота) к лагерю гвардии в северной части города, где сейчас находится Национальная библиотека. Братья обратились к войскам с традиционной речью и приняли от них клятву верности, после чего каждый солдат получил подарок — 5000 денариев, что равнялось плате за несколько лет службы. Передача власти прошла законно и мирно, как это было в правление четырех предыдущих императоров. Давно умерший Адриан назначил Марка и Луция преемниками-соправителями, и, хотя всем было ясно, что Марк будет в этой паре старшим, он скрупулезно соблюдал условия завещания. Династия Антонинов, правление которой дало империи почти целый век политической стабильности, отнюдь не была династией в полном смысле слова: каждый преемник занимал трон благодаря воле случая и собственной ловкости. Если это о чем и говорило, то об отсутствии установленного порядка наследования. Не имея наследников мужского пола, каждый правитель достаточно рано выбирал себе преемника, принимал его в семью через усыновление и постепенно наделял различными полномочиями, готовя к принятию всей полноты власти. Эта схема работала, но ей не хватало установленного порядка: это была лишь подмена прямого наследования, а не его альтернатива. Марку предстояло стать последним в этой череде преемников; для последующих поколений его личность во многих отношениях станет символом безвозвратно ушедшей эпохи. Последовавшие за его правлением потрясения были столь длительны и глубоки, столь резок был контраст в манере управления страной, что вполне понятны становятся слова историка Диона Кассия, описывавшего этот период как падение из золотого века в век железа и ржавчины.
[3]
Нетрудно представить этот золотой век — подобно миру, рухнувшему в 1914 году, — некой мифической эпохой, как нетрудно и задать вопрос: для кого это время было золотым? Для сенатской аристократии Марк, воспитанный в духе стоицизма, был идеальным императором. Не только из-за его понимания своего долга и верности ему, не только из-за его небывалых справедливости и гуманности, но прежде всего из-за его civilitas — из-за того, что он держал себя как равный им, а не как монарх. На императорском совете он однажды уступил противоречивому решению большинства, сказав, что справедливо одному человеку уступить мнению стольких друзей.
[4] Распределяя деньги из казны, он просил сенат предоставить ему нужные средства, поддерживая благопристойную иллюзию, что все народные деньги и имущество по-прежнему принадлежали сенату и народу.
[5] В своих размышлениях он говорил себе: «Остерегись окраситься в пурпур!»
[6] и на людях неукоснительно следовал этому совету. Стороннему наблюдателю могло даже показаться, что империей по-прежнему управляла высокообразованная элита, состоявшая из сенаторов и высших представителей всадников, а Марк был лишь первым среди них и действовал с их согласия. Во всяком случае, к такому заключению мог бы прийти путешественник из Китая. Как заявил один из обожателей Марка Аврелия, главным достоинством его правления было то, что он правил, как если бы Рим был свободным государством.
[7]
