С течением времени вокруг императора естественным образом сложился кружок чиновников, которые если и не могли сами принимать решения, могли хотя бы регулировать поток бумаг и людей, искавших аудиенции императора. Значительная часть административной работы ложилась на службу префекта претория. Изначально просто командир преторианской гвардии, этот чиновник понемногу сосредоточил в своих руках такое количество гражданских функций, что превратился в главу все расширяющейся императорской администрации, уступая в полноте власти только самому императору. Эти люди не только командовали гвардией, но и, прежде всего, контролировали государственный аппарат, который за последние полвека позволил многим префектам захватить трон империи. За годы двойного правления императорам служили по меньшей мере три, а возможно, и четыре префекта: Афраний Ганнибалиан, Юлий Асклепиодот и Флавий Констанций (последнему предстояло стать родоначальником семейства, слава которого ярко засияет в IV веке.)
К 287 году Диоклетиан закрепил центр своей администрации в Никомедии (современный Измит), располагавшейся в стратегическом пункте на скалистых берегах восточной стороны пролива Босфор — на большой военной дороге, соединявшей Балканы с Азией и странами Востока. Сегодня от древнего города почти ничего не осталось: его фундаменты погребены под цементными и химическими заводами и жилыми окраинами Измита. Сохранился фонтан II века, следы акведука и развалины византийских укреплений на холме, где была цитадель. Никомедия была основана царем Никомедом I в 264 г. до н.э. и была столицей царей Вифинии, пока их царство мирно не перешло под владычество Рима. Никомедия, как и многие другие греческие прибрежные города, была разграблена готами, теперь же Диоклетиан намеревался обустроить и украсить ее со всей пышностью, подобающей императорской резиденции. Несколько десятилетий в ней почти не строили больших общественных зданий. Восстановление городов заключалось главным образом в укреплении их защиты (иногда весьма посредственном и зачастую за счет других зданий). Города часто испытывали нехватку не только в денежных средствах, но и в архитекторах, каменщиках и ремесленниках. Только император мог распоряжаться ресурсами для таких проектов, причем значительная их часть отводилась для военных нужд. Ближе к 280-м гг. началось возведение куда более мощных каменных фортов на основных участках границы, которое Диоклетиан распространил по всей империи. Нужда в умелых строителях создала условия для оживления гражданского строительства, а рынок труда удовлетворил неуемные строительные амбиции Диоклетиана — или, если отбросить эвфемизмы, «манию строительства» (построенные им термы не имеют себе равных по величине). Преображение Никомедии описано в знаменитых строках Лактанция, бывшего в этом городе учителем риторики. Лактанций явно враждебно относится к Диоклетиану, но даже он не может отрицать размаха и широты его замыслов:
Сюда же надо добавить и неуемную жажду строительства, ставшую для провинций не меньшей обузой по доставке работников, мастеров и телег, сколь бы ни было необходимо строительство всех этих зданий. Вот здесь — базилики, там — цирк, тут — монетный двор, там — оружейная палата, здесь — дворец супруги, там — дочери. Внезапно большая часть города обрушилась. Все переселялись с женами и детьми, как будто город был захвачен врагами. И хотя эта деятельность была гибельна для провинций, он говорил, что «это построено не так, как надо» и что «надо было сделать по-другому». И вновь возникала необходимость разрушать и изменять то, что могло обрушиться вторично. Так он и безумствовал, стремясь сровнять Никомедию с Римом.
[96]
Весной 289 года Максимиан наконец подготовился к борьбе с британским мятежником Караузием. С помощью своей армии и заключенных союзов он изолировал Караузия от его франкских союзников и укрепил собственные позиции в Нидерландах, а кроме того, построил на Рейне новый флот. Он сосредоточил силы для удара по континентальным землям Караузия и двинул свой флот на север. Выйти к морю можно было только через устье Рейна, где его был готов встретить Караузий. Поэтому высадиться на берегах Британии Максимиан мог, только дав морское сражение и при этом лишившись преимущества неожиданности. Максимиан находился в тактически невыгодной позиции, а его люди были менее искусны в морском бою. Римский флот был просто частью армии, и лишь немногие командиры владели навыками морской тактики. Типичным военным кораблем того времени была либурна, 25-метровая двухпалубная сорокавесельная галера с одним парусом. Она была оснащена большим тараном, башнями на носу и корме и катапультами, со значительным отрядом вооруженных солдат. Такое судно могло потопить противника, только протаранив его, а этот маневр требовал большого искусства; поэтому морские сражения зачастую сводились к абордажу, и захватить корабль было все равно что взять обороняемый палисад. Для управления либурной требовались опытные рулевые, но поскольку почти все побережье находилось в руках Караузия, Максимиану было бы трудно найти достаточное число штурманов, имевших опыт кораблевождения в бурном Северном море.
Это было непривычное и рискованное предприятие, и хотя сухопутные войска Максимиана, очевидно, сумели прорваться к морю, его флот потерпел поражение. Панегирики, обещавшие, что Караузий понесет наказание, стыдливо умалчивают об этом провале — лишь позднее встречаются краткие упоминания о неудаче, произошедшей из-за шторма. По иронии судьбы, флот Максимиана мог быть перехвачен кораблями той самой системы борьбы с пиратами, которая так успешно действовала против набегов саксов. Поскольку римский флот двигался к Британии по тому же курсу, он должен был попасть именно в эту тщательно расставленную западню.
[97]
Итогом этого провала стало неизбежное перемирие. Караузий мудро решил не пытаться расширить свои владения, но удовольствоваться имеющимся. Уязвленные, Диоклетиан и Максимиан пока что не могли прогнать узурпатора, равно как и не могли на такой долгий срок отрываться от дел на других фронтах. Поэтому негласно было принято, что Караузий де-факто контролирует Британию и побережье на континенте до самого Руана. Караузий был так же заинтересован в придании этого соглашения широкой огласке, как два августа — в том, чтобы его скрыть. Для Караузия это был официальный договор, который делал его ровней двум другим императорам, о чем гордо заявляли его новые монеты. Для августов это было досадное временное перемирие, которое можно было нарушить, как только позволит ситуация; поведение Караузия не нашло никакого отклика ни в их словах, ни на их монетах.
[98]
Несмотря на поражение в Британии и прочие неприятности, включавшие новые волнения в Сирии и Египте, Диоклетиан не мог быть совершенно неудовлетворен результатами первых беспокойных лет своего правления. Стоя во главе империи, продолжавшей бороться за свое существование, ее правители прежде всего должны были выполнить две задачи — защитить свои границы и сохранить внутреннее единство; только после этого можно было переходить к другим проблемам. Как и его предшественники, Аврелиан и Проб, Диоклетиан постепенно справлялся с очередной волной вторжений: он усмирил племена на Рейне, Персия была связана договором, ситуация на Дунае понемногу стабилизировалась. По меньшей мере, он выжил: не пал жертвой дворцового переворота или очередного военного заговора. Он благоразумно наградил своих соратников-полководцев, раздав им префектуры, должности наместников и командные посты, и в то же время начал (опять-таки как Аврелиан) дистанцироваться от них, создавая вокруг персоны императора барьер из формальностей и ритуалов. И главное — его эксперимент с двойным правлением удался. Вокруг Максимиана хватало голосов, нашептывающих ему, что он мог бы стать властелином целого мира; но его победы — и, возможно, его поражения — укрепили их союз. Они сотрудничали друг с другом и в проектах, и в военных действиях; Максимиан охотно принимал советы старшего соправителя, и в результате они добились многого и на западе, и на востоке. Эту удачу следовало удерживать, взращивать и укреплять всеми возможными способами.
