Отождествление с богами не ограничивалось простой риторической аллегорией. Разумеется, каждый император был богом в том смысле, что он (или его божество) был объектом поклонения и почитания. Но в последние годы императоры делали все больший упор на свою общность с бессмертными богами. Они заявляли, что являются союзниками (comes) наиболее известных или могущественных богов, так же как военачальники высшего ранга были comes императора. Аврелиан утверждал, что является телесным воплощением или духовным сыном вечного Непобедимого Солнца, Sol Invictus. Двигало ими не только тщеславие, но и весьма серьезная потребность закрепить свое правление чем-то более весомым, чем одобрение армии, — показать, что право на трон исходило свыше, и четко указать разницу между «законным» правлением и простым удачным мятежом. Успешная власть должна брать на себя обязательства и показать, что имеет право требовать верности себе, в отличие от своих соперников. Зачастую, как в любой период смуты, это право приходилось изобретать. Если тот или иной правитель успешно добивается и надолго удерживает верность сторонников, то со временем оправдание его правления в глазах потомков превращается в миф об основании новой династии. Однако миф, как и легенды об основании английской и американской демократии, будет заключать в себе определенные политические ценности, и это в равной степени верно и для демократического, и для автократического государства.
В отличие от Аврелиана Диоклетиан опирался на традиционный пантеон Рима; кроме того, он точнее сформулировал доктрину своего с ними родства. Именно от Юпитера и Геркулеса происходила власть его и Максимиана над империей — они заявили об этом, приняв имена Иовий и Геркулий. Вместо обычного права наследования земной династии (которым они не обладали) и вместо голоса армии (на который мог в равной степени рассчитывать Караузий или любой другой мятежник) законность их притязаний, столь заметная на фоне их скромного земного происхождения, проистекала от божественности их родителей — Юпитера и Геркулеса соответственно. А будучи сыновьями Юпитера и Геркулеса, они в один и тот же день праздновали день своего рождения (geminis natalis).
Божественные предки уже появлялись в эллинистической и римской культурах (так, Юлий Цезарь утверждал, что ведет свой род от Венеры). Разумеется, люди не верили буквально, что Диоклетиан и Максимиан вышли, уже в полном вооружении, из лона смертных супруг Юпитера и Геркулеса 21 июля 287 года. Но даже в христианском обряде крещения речь идет не о первом, биологическом, а о втором, духовном рождении из воды и Святого духа, и именно это рождение имеет вес на небе и на земле. В ту эпоху боги вмешивались в дела людей, но особенно это чувствовалось в III веке, когда наука отступила перед волной магии, откровений, чудес и явлений богов среди людей, когда сверхъестественные силы оказались в более тесном, хотя и более беспорядочном контакте с жизнью людей, полной страхов и надежд. Очевидная неудача божеств-защитников государства способствовала тому, что религия империи распалась на более частные культы. И теперь Диоклетиан пытался вернуть ее из интимной, скрытой сферы в русло общей внешней религии, к ритуалам и обязанностям общественной жизни, к культам Вечного государства. Он и Максимиан демонстративно строили храмы, делали надписи, прославляющие богов, устраивали жертвоприношения и блюли традиционные добродетели.
Могущество богов и их связь с императорами были постоянной темой для изображений на монетах. Лишь изредка на них мелькал прежний девиз Concordia Militum (согласие воинов), который выдавал почти полную зависимость трона от армии. Теперь же на монетах стоял девиз Рах, Providentia, Felicitas, Securitas Augustorum (мир, провидение, счастье и безопасность августов) и традиционный пантеон: Марс, Минерва, Виктория. Но чаще всего на монетах Диоклетиана присутствовал Юпитер, иногда с молнией, скипетром, державой и орлом, а на монетах Максимиана Геркулес, вооруженный дубиной, боролся с Немейским львом или многоглавой гидрой.
[103] Диоклетиан также осторожно, но планомерно принялся отнимать могущество у когорт преторианской гвардии. Он существенно уменьшил число преторианцев, сопровождавших императора, а оставшиеся стали просто почетным гарнизоном Рима; а переезд из Рима императорского двора оставил преторианцев политически беспомощными. Вместо них Диоклетиан учредил новый, меньший по численности корпус дворцовой стражи, скутариев, и увеличил число новых элитных иллирийских легионов, иовиев и геркулиев. Это были действующие войска, отмеченные особыми милостями и своей близостью к двум божественным родам. Их большие овальные щиты несли рисунок в виде ярких концентрических кругов с орлом в центре — красным для иовиев и черным для геркулиев. Если бы дело дошло до конфронтации, они должны были стать политической мощью новой империи.
[104]
Празднование в Медиолане стало успешным актом демонстрации единства и силы нового режима. Мамертин заявлял:
В самом деле, какие времена видели когда-либо такое единодушие в верховной власти? Пользуются ли какие-нибудь кровные братья-близнецы неделимым наследством столь равноправно, как вы управляете государством?
[105]
Народ Медиолана получил свои любимые гладиаторские бои и театральные представления; в выигрыше осталась и городская аристократия. В подтверждение растущего веса Медиолана как второго города Италии его нужно было расширить и украсить дворцами, храмами, театрами и форумами, как подобает одной из новых столиц империи.
Однако у гидры еще оставалось много голов, которые нужно было снести. Все торжественные празднования этой новой эпохи были лишь обещаниями, которые еще предстояло исполнить. И Диоклетиан знал, что пока что он добился лишь передышки, во время которой можно было подготовиться к дальнейшим действиям.
ГЛАВА 4.
ТЕТРАРХИЯ
ОН ОПРОКИНУЛ КРУГ ЗЕМНОЙ КАК АЛЧНОСТЬЮ, ТАК И РОБОСТЬЮ СВОЕЙ. ОН НАЗНАЧИЛ ДАЖЕ ТРЕХ СОУЧАСТНИКОВ СВОЕГО ПРАВЛЕНИЯ, ПОДЕЛИВ МИР НА ЧЕТЫРЕ ЧАСТИ.
Лактанций, «О смертях гонителей»
Первые пять лет оказались заполнены неустанными трудами, смелыми импровизациями и отчаянным риском. Следующему периоду, с голь же беспокойному, предстояло стать оправданием политики разделения власти, формированием нового строя империи, началом коренной трансформации всего механизма управления государством. Побудительной причиной к переменам по-прежнему оставалась многоглавая гидра восстаний и вторжений. Но она была побеждена с помощью возрастающей мощи новой власти, которая добилась побед на всех границах и разбила всех врагов, и главным ее достижением было создание на основе одержанных побед куда более грозной системы обороны и наступление — впервые за полвека — настоящего военного и гражданского спокойствия в стране.
