Опять-таки как в христианстве, в манихействе искренний миссионерский пыл смешивался с апокалиптическими пророчествами. Мани, умерший в 276 году, был последним истинным учителем, чей дух завоюет Восток и Запад. «Чаша гнева» изольется на Великое царство (относительно его сущности есть различные толкования) в последний День скорби. Манихеи, простые, миролюбивые люди, не имели отношения к конфликту Персии и Рима, но трудно поверить, что их благодетель Нарсе не намеревался использовать их, чтобы сеять недовольство в римских провинциях, когда это могло ему пригодиться.
[132]
В то время как Диоклетиан и Галерий с тревогой наблюдали за событиями на Евфрате, в Египте поднялись сильные волнения. Двадцатью годами ранее, во время возвышения Пальмиры, страна уже бунтовала против Рима, и с тех пор власть императора в Египте была одновременно деспотичной и шаткой. Деревни страдали под совокупным бременем непосильных налогов и различного рода инфляции: в 293 году в Оксиринхе, в долине Нила, цена осла или верблюда составляла в 60 раз больше, чем в 250-м, тогда как артаба (32 кг) пшеницы выросла в цене всего лишь в 12 раз.
[133] Однако в то же время правительство, занятое войнами в других регионах, не могло обезопасить мирных жителей от разбойников из пустыни. В период, когда мавры и берберы нападали на поселения в Северной Африке, блеммии — чернокожее племя, которое раньше сдерживала власть старых нубийских царей, — вновь и вновь нападали на караванные пути, ведущие от портов Красного моря через пустыню к Копту. Города на этих маршрутах зависели от торговли, но не могли защитить себя от разбойников, а помощь от римского префекта приходила лишь изредка. Наконец в 294 году Галерий, по всей видимости, провел успешную экспедицию против блеммиев, но это не облегчило бремя налогов — наоборот, теперь к ним добавились расходы на содержание войск, размещенных вдоль Нила.
[134]
Трудно сказать, насколько сильное влияние оказало манихейство на умы жителей Нила в следующие беспокойные годы. До нас дошли провокационные фрагменты писем от некоего Паниска, который писал из Копта, что в Фиваиде, своей жене в Филадельфию, в Фаюме, на севере страны. Он говорит о сборе оружия и снаряжения и убеждает других присоединиться к «добрым людям» (избранным?). Сестон полагает, что Паниск был манихеем, однако доказательства неубедительны. К этому времени Диоклетиан уже начал проводить свою грандиозную реформу налоговой системы империи (о ней — см. гл. 9) и теперь внедрил ее процедуры и правила в Египте, который в финансовом отношении всегда был неправильной провинцией и даже чеканил собственную монету наравне с Римом. Старая налоговая система намеренно отдавала предпочтение греческой городской аристократии перед египетским крестьянством: для первых размер подушного налога и налога на землю был куда ниже, в то время как частные земли александрийцев вообще не облагались налогом. Теперь все привилегии предстояло упразднить: каждая единица земли облагалась налогом по стандартной ставке в зависимости единственно от ее плодородности. Для этого в 297 году было запланировано устроить в Египте новую перепись земель и населения. Теоретически крестьяне должны были приветствовать эти уравнивающие меры. Но то ли они были приняты слишком поздно, то ли крестьянство сочло их подготовкой к очередным поборам. В любом случае, действия римлян не смогли перевесить уже возникшее глубокое возмущение среди греческой знати, особенно у александрийцев, опасавшихся, что их город лишится своего особого статуса политической столицы, которым пользовался еще со времен Птолемеев.
[135]
К началу осени 296 года Нарсе прекратил поддерживать иллюзию мирного сосуществования и напал на Армению. Тиридат не мог противостоять вторжению такого масштаба и был разбит. Вскоре после этого персидский авангард во главе с элитным отрядом мидийской тяжелой конницы пронесся на юго-запад через Осроену и напал на Сирию. Диоклетиан и Галерий собрали силы, чтобы встретить врага — по возможности вне границ империи. Пока Диоклетиан охранял сирийскую границу, часть армии под начальством Галерия быстрым маршем перешла через Евфрат в Осроену, объединившись с Тиридатом и остатками его армии.
[136]
Вероятно, Галерий намеревался разрезать фронт наступающих персов надвое, прежде чем вся их мощь обрушится на Сирию. Две армии встретились на равнине Каллиника, к югу от города Карры, где более трех веков тому назад парфяне уничтожили армию Красса. Согласно тактике армии Сасанидов, в передних рядах двигались элитные части тяжелой канницы, клибанарии, в которых и кони, и всадники были защищены пластинчатыми доспехами; их оружием при атаке была 3,5-метровая пика. На флангах была средняя и легкая конница, вооруженная метательным оружием, а позади — цепь слонов, чьей главной задачей было вселить страх в противника в напряженные минуты перед боем. («Они приближались, словно ходячие холмы», — говорит Аммиан Марцеллин о похожей битве.
[137]) За слонами двигалась огромная масса персидской призывной пехоты, вооруженной копьями и плетеными щитами, — войско явно второго сорта. Римские пешие легионеры должны были завязать бой с основными силами врага — это был единственный шанс римлян использовать свое главное преимущество. Сасаниды — в еще большей степени, чем парфяне до них, — могли не допустить этого, объединив силы конницы и лучников. Постоянная угроза атаки тяжелой конницы вынуждала легионы держать плотный строй и тем самым представлять из себя мишень, которую персы поливали бесконечным потоком стрел, понемногу прорежая ряды врага и не давая ему завязать ближний бой. Чтобы избежать этой ловушки, римляне должны были выиграть раунд конного столкновения.
Мы знаем лишь, что Галерий потерпел поражение. Возможно, он действовал чересчур поспешно, а численное превосходство противника было слишком велико. Армянская легенда повествует, как царь Тиридат, чей конь был ранен в бою, чудом избегнул неминуемого пленения, отважно переплыв Евфрат в полном доспехе. Галерий сумел отступить, сохранив некоторое подобие порядка; приближение пика лета, когда запасы воды были абсолютно необходимы, а операции с участием тяжеловооруженных войск практически невозможны, вынудило обе стороны сделать паузу.
