Ко времени правления Галлиена, когда империю буквально захлестнули полчища врагов, ее также затопил и поток почти обесцененных денег, где на медной основе остался лишь тонкий слой серебра, но имевших прежнюю номинальную стоимость. Цена пшеницы выросла более чем в сто раз, а солдатское жалованье увеличилось едва ли вдвое.
[190] Более того, чеканка этих «псевдосеребряных» монет негативно сказалась и на обычных медных деньгах, которые нужны были для мелких сделок и которые вполне законно чеканили местные монетные дворы для местного использования. Их вес и ценность тоже уменьшались вместе с катастрофическим падением цены на официальное государственное серебро, пока местные монетные дворы не пришлось наконец закрыть. Государство по-прежнему могло принудительными мерами заставить продавать припасы по старым ценам, но неудивительно, что ни подрядчики, ни армия больше не желали видеть бесполезные денарии и антонинианы. А поскольку солдатам срочно нужно было заплатить хоть чем-нибудь, государство, в свою очередь, тоже перестало принимать налоги в своей собственной обесцененной валюте. Курс серебряных денег рухнул, и государство прибегло к натуральным продуктам в качестве основы выплаты жалованья и налогов.
Аврелиан, не имея возможности чеканить монеты с еще меньшим количеством серебра и столкнувшись с неразберихой в денежной системе, опробовал новое средство. Он отчеканил заново значительную часть дрянной монеты различного веса и вида, заменив ее двумя монетами новой номинальной стоимости, по-прежнему лишь с тонким слоем серебра, но установленного веса и более тонкой чеканки, которые были призваны укрепить доверие к этим деньгам. На первой монете значилось XX.I, т. е. она была равна 20 сестерциям или 5 денариям, а вторая была вдвое меньше и носила маркировку VSV (usualis) — это был стандартный антониниан, стоивший 2 денария. Эти деньги быстро пошли в ход. Инновация заключалась в том, что вместо манипуляций с содержанием серебра в монетах правительство попросту объявило их официальную стоимость и заявило о своей поддержке новой валюты. Это был новый способ увеличения ресурсов государства — выпуск необеспеченных монет. По сути это было печатание банкнот.
[191]
Диоклетиан усвоил этот ценный урок, но когда в страну, как он надеялся, вернулась стабильность, он захотел пойти дальше и вновь пустить в оборот настоящую серебряную валюту, с твердым курсом относительно золота. В первые 8 лет правления он не чеканил серебра, и чаще всего при денежных операциях использовалась покрытая серебром монета XX.I (которую теперь называли нуммием и ревальвировали пять раз). Но в 286 году Диоклетиан выпустил золотую монету очень высокой пробы, ауреус, по 60 штук из фунта металла, вероятно, рассчитывая сделать его стабильной основой будущей трехмонетной денежной системы постинфляционного периода. Однако ауреусы, монеты отличного качества и высокой пробы, использовались практически только для денежных подарков армии и похожих престижных денежных вложений. Лишь полководцы и чиновники самого высокого ранга получали жалованье в ауреусах. Остальным оно выплачивалось в основном товарами с небольшим добавлением денег, и это должны были быть монеты, принимаемые на рынке, а значит — покрытые серебром нуммии или медь. Нравилось это государству или нет, но если оно вообще собиралось использовать деньги, приходилось использовать эту валюту. В любом случае золото, находившееся в частных руках, на тот момент практически исчезло из оборота, причем не в виде кладов, а в виде посуды и ювелирных изделий. На рынке не хватало золота даже для по-настоящему крупных сделок. И поскольку банкирам того времени приходилось пересчитывать колоссальные груды мелкой монеты, пришлось выпустить запечатанные мешки (folles), содержавшие тысячу нуммиев.
Именно Караузий, непризнанный император Британии, впервые за многие десятилетия начал чеканить на своем лондонском монетном дворе качественное серебро. У него в распоряжении был немалый запас серебра, и появление этих превосходных монет внушительного вида, изображающих трех братьев-августов, само по себе служило отличной пропагандой его правления. В не меньшей степени оно раздражало Диоклетиана и Максимиана, особенно если учесть оборот и спрос на эти деньги — постоянное напоминание об успешном бунте. Таким образом, создание тетрархии и все связанные с ней честолюбивые помыслы были поводом для очередной реформы валюты. Не последней ее целью было опередить Караузия, выпустив новую серебряную монету высокой пробы, аргентус, по старинному имперскому стандарту в 96 монет на фунт и (вероятно) по курсу 20:1 по отношению к ауреусу. Разумеется, это была относительно редкая монета, и ее выпуск сопровождался попыткой навести порядок в повседневном обращении валюты. Нуммии сохранились, но большая часть различных провинциальных монет была заменена единой монетой, фоллисом, с установленным курсом к золоту и серебру. Историки расходятся во мнении относительно нового официального курса этих монет к серебру. Но каков бы он ни был, их рыночная стоимость относительно серебряных монет скоро вновь упала. Драгоценных металлов попросту было слишком мало, чтобы с их помощью можно было изменить положение. Так или иначе, снижение качества денег наконец остановилось, и финансовые министры ждали, что инфляцию можно будет чем-то компенсировать.
[192]
Даже если бы эта денежная реформа удалась, Диоклетиан не смог бы опереться на нее в срочно необходимой коренной перестройке системы налогообложения. Во время потрясений в стране инструментом для обеспечения армии была военная аннона (annona militaris), изначально — принудительная покупка припасов. Но по мере обесценивания денег аннона попросту превратилась в самоуправную реквизицию. Армии нужно было платить чем-то, что имело реальную ценность. Из мизерного жалованья рядовых солдат давно уже не вычитали средства на паек, униформу и оружие: теперь все было наоборот, и вместо денег им выдавали дополнительные съестные припасы или одежду. Офицеры высшего звена, чьи традиционно причитающиеся выплаты находили отражение в их воинских званиях — сексагенарии, центенарии, дуценарии и т.д., — теоретически получали в несколько раз больше солдат. Недостачу жалованья в золоте им тоже покрывали пайками, которые можно было обменять на нужные товары, или выплачивали жалованье лошадьми, плащами или богато отделанным оружием и доспехами. (И все равно истинный размер этого жалованья был куда ниже до-инфляционного уровня, и его часто приходилось восполнять иными способами.) Таким образом, аннона превратилась в инструмент сбора натурального налога, который больше всего напоминал грабеж. В отличие от прежних денежных налогов, у анноны не было единой ставки (поскольку официально она вообще не считалась регулярным налогом): ее размер определялся бесконечно растущими «потребностями» армии. Поскольку кампании и гражданские войны следовали одна за другой, префект, военачальники, наместники и их представители старались удовлетворить эти потребности любыми средствами, которые были в их распоряжении. И хотя Аврелиан пытался смягчить наиболее тягостные стороны этих поборов, они по-прежнему руководствовались соображениями срочной необходимости, без поддержки продуманного плана или системы. Тяжелее всего приходилось тем, чье имущество было проще захватить, чьи земли располагались на пути следования войск, кто имел как раз то, что нужно было армии в конкретный момент, или попросту тем, кто был слишком слаб, чтобы подкупать или торговаться. Побеги, сокрытия, коррупция всех видов стали практически повсеместными.
