Государство также монополизировало производство шелка, красильни и примыкавшие к ним швейные фабрики, которые производили высококачественную одежду для двора и высших чиновников. Монетчики тоже стали объектом прямого управления государства, поскольку готовый запас монет считался стратегически важным инструментом, почти наравне с одеждой или оружием. Наконец, были традиционные предприятия тяжелой промышленности, такие как кирпичные заводы и в особенности горные разработки и карьеры, которые всегда в значительной степени находились под контролем государства; теперь этот контроль расширялся до тех пор, пока в IV веке практически все предприятия не перешли под прямое управление императорских служб. Работали здесь в основном каторжники и в меньшей степени рабы, хотя условия труда и были различны. Прочие отрасли, не имевшие столь прямого отношения к нуждам государства — стекло, керамика, мебель, украшения, — понемногу были принудительно сгруппированы в корпорации в IV веке.
Новые условия немного оживили города и на востоке, и на западе, хотя им и не удалось достичь прежнего процветания. В любом случае, способ восстановления существенно отличался от прежних. В эпоху ранней империи рост городов отражал состояние экономики страны, появление богатых поместий и новых поселений развивающегося имущего класса. Теперь его в большей степени определяли стратегические потребности правительства. Наибольший подъем после кризиса III века коснулся административных центров вблизи рубежей империи: Трира, Медиолана, Фессалоник, Сирмия, Никомедии; важнейших узлов связи, таких как Аквилея, Мурса, Сингидун, Сердика, Адрианополь; оплотов обороны на Рейне — Кельна, Майнца, Страсбурга, Бонна; и центров промышленности, представлявших особый интерес для государственной машины, таких как Арль, Лион и Равенна. В то время как в эпоху Флавиев города находились на самоуправлении и обеспечивали себя сами, города тетрархии и следующего за ней периода перестраивались в основном по указаниям сверху.
Глубокий кризис привел к устойчивому оттоку обеспеченного класса из городов обратно в сельские поместья, как можно дальше от варваров, солдат и сборщиков налогов. Они были вынуждены вернуться к сельской экономической независимости, которая позволяла обойти хаос, царивший в денежной и торговой системе страны. Помещики, давно жившие в городах, вернулись и вновь стали управляющими собственных земель. С возвращением спокойствия те, кто превратил свои поместья в жизнеспособные экономические единицы, отнюдь не собирались возвращаться к дорогой и обременительной городской жизни. Поэтому наряду с застоем в городах произошел расцвет дорогих и роскошных загородных вилл. В Британии, в то время как Веруламий и Силчестер оставались в руинах, в Оксфордшире, Уилтшире, Хэмпшире и на юго-востоке страны повсюду вырастали цветущие виллы, на многих из которых до сих пор ведутся раскопки. Конечно, эта новая сельская аристократия не могла избежать щупалец новой налоговой системы или обязанности выполнять munera. Но они могли минимизировать издержки, намного реже контактировали с властями, а при контактах находились в более выгодном положении для заключения договоров. Их имения уже не были латифундиями, существовавшими за счет рабского труда. Уже несколько веков (с момента окончания римских завоеваний) труд рабов стал редок и дорог, и для землевладельца было дешевле сдать внаем куски земли свободным арендаторам, колонам. Преобладала следующая картина: большую часть поместья владелец раздавал колонам, а сам оставлял себе небольшой кусок земли, который обрабатывал с помощью рабов. Колон обычно был свободен в передвижениях и мог арендовать землю у кого угодно, и за время кризиса многие из них оставили свою арендованную землю. Тем не менее эту свободу понемногу ограничивали, чтобы прикрепить колонов к земле и сделать их более зависимыми от основного землевладельца. В трудные времена колоны часто не могли выплатить деньги за аренду или вернуть другие долги арендодателю, поэтому его интересы совпадали с желанием государства удержать колона на земле, чтобы он получал облагаемый налогом доход.
Подобным же образом мелкий землевладелец находился в крайне невыгодной позиции по отношению к крупному помещику и оказывался чем-то вроде арендатора. Он мог владеть своими несколькими гектарами земли, но все прочее — мельницы, прессы, рабочие животные или периодически требующиеся дополнительные рабочие руки, возможно, приходилось нанимать у крупного землевладельца по назначенным им ценам. В случае неурожая мелкий землевладелец залезал в долги, которые иногда приходилось оплачивать личным трудом или арендовать часть крупного поместья в дополнение к собственному (различия между этими двумя видами земли начинали стираться). В случае опасности этот договор иногда предусматривал защиту крестьянина и его семьи со стороны богатого и более влиятельного покровителя; но землевладелец при этом мог счесть этот договор чисто коммерческим соглашением и использовать его с полной выгодой. Какую бы защиту ни предусматривало это соглашение — в судебных тяжбах и спорах о границах, или против бесчинств солдат — плата за нее могла доходить до личного порабощения.
[219]
Какие бы сомнения — относительно законов или традиций — ни посещали правительство Диоклетиана касательно подобного устройства, с финансовой точки зрения оно давало весьма ощутимые преимущества. Заброшенная земля и бегство сельского населения были, вероятно, главным экономическим бедствием, с которым приходилось бороться государству, и в этой борьбе оно пользовалось всеми известными ему средствами. Диоклетиан энергично продолжил курс Аврелиана, предложив освобождение от уплаты налогов на 3 года и право наследования земли всем, кто займет пустующие земли. В Паннонии Галерий запустил государственную программу осушения и мелиорации земель. В Галлии Констанций устроил на опустевшей земле множество новых поселений алеманнов и франков; в этих поселениях земля передавалась по наследству, а налоги выплачивались от всей общины, которая при желании могла заменить их поставкой новобранцев для армии. Само государство было крупнейшим землевладельцем и по традиции сдавало землю колонам, поощряя землепашцев и наказывая тех, кто отказывался от своих земель. Императоры делали все, чтобы использовать свое право конфисковать покинутые земли, но по-прежнему не могли справиться со следующей проблемой: как вернуть эту землю в сельскохозяйственный оборот. Вместо того, чтобы умножать количество частных арендаторов, они просто начали прикреплять эти земли к городскому совету, который затем с помощью автоматически увеличивающихся налоговых обязательств заставлял найти для этого участка земледельцев.
Класс крупных частных землевладельцев, которые успешно прикрепляли своих арендаторов к земле и не давали им покидать ее, прекрасно вписался в эту новую политику государства. Крупные владельцы возделывали землю для получения прибыли, повышали производительность, восстанавливали угодья и выполняли функцию сборщиков налогов у своих арендаторов в точности так же, как это делали бы городские магистраты. Возможно, они пренебрегали своими муниципальными обязанностями, но с готовностью заменяли их другими видами службы. Так поздняя Римская империя заключила тайный союз с классом крупных землевладельцев, посессоров, против колонов.
