Он был изобретательным человеком, по своей важности для истории ничуть не уступавшим Августу.
Но насколько же иным, как того требовала эпоха! Там, где Август действовал с опаской, восстанавливая расколотую империю и имея на то пятьдесят лет, Диоклетиан должен был действовать мгновенно, используя или не используя все ресурсы своей страны, словно шахматные фигуры: здесь ладья, там конь, здесь пешка, там (на руднике, карьере, заводе) — слон. Все должно было служить поставленным целям. Константин ввел собственные меры, когда и в самом деле не все его подданные (и даже не все слои населения) стали действовать в рамках системы и должны были сместиться и жить так, как повелевал им император.
[225]
Все это подводит к мысли об абсолютистском характере монархии, которую Диоклетиан возвел на останках гражданского принципата и которой предстояло продержаться еще тысячу лет. Ее описывали самыми различными способами — как восточную деспотию
[226] или как «автократию, закаленную законным правом революции»
[227]. Но чтобы подойти к этому вопросу, нужно сначала рассмотреть еще один институт, который при Диоклетиане пережил значительное развитие и который был абсолютно необходим для определения и функционирования монархии: институт римского права.
Разумеется, прочие великие цивилизации тоже имели свои своды законов и суды, но ни в одной из них мировоззрение не было так проникнуто понятием права, ни в одной закон не представлял такой важности для общества, которое с давних времен ежедневно сталкивалось с судебными решениями. Так в Риме сформировалась уникальная традиция адвокатуры, адъюдикации и крайне изощренного, сознательного гражданского права. Римская концепция политической власти выросла из концепции власти судебной: лидеры римлян стали магистратами задолго до того, как превратились в военачальников, диктаторов или императоров. Несмотря на то, что представители соперничающих фракций убивали друг друга на форуме, полководцы запугивали сенат военной силой, а императоры забирали себе все нити власти, римляне всегда проводили четкое различие между законными и незаконными действиями: закон можно нарушить, но не уничтожить. То же различие, которое соблюдалось в спорах об аренде, браках и наследствах, они всегда применяли для определения конкретных полномочий своих правителей. Закон может быть плох, а его применение — жестоко или несправедливо, но все равно была очевидна разница между законом, составленным компетентным органом и применяемым на постоянной основе, и откровенным деспотическим самоуправством. Императоры должны были блюсти и применять законы в их установленном виде, включая законы их предшественников. Несмотря на отсутствие у сената исполнительной власти, он по-прежнему обладал невидимым правом последней оценки деятельности императора после его смерти: если правление было признано несправедливым или тираническим, на него налагалось нечто вроде вето — damnatio memoriae, проклятие памяти, которое означало не только отказ в божественных почестях, но и отмену всех эдиктов императора. Его труды вырывали из свода законов, который, возможно, был самой важной формой выживания императорской власти.
Основная мысль здесь была такова, что институт частного, гражданского права, касающегося собственности, статуса и личных прав человека, возник раньше политической власти, которую императоры постепенно забирали себе. Они должны были приспосабливаться к нему и править посредством этого института. Их собственные общие эдикты и предписания накладывались на основной корпус гражданского права и должны были соответствовать его принципам и общему духу. К примеру, в спорах о налогах император был в суде одной из сторон, со своими собственными защитниками; и до самых последних дней существования империи профессиональные правовые советники составляли важнейшую часть императорского двора.
В начале III века классическая юриспруденция достигла пика своего развития благодаря деятельности знаменитых юристов, таких как Папиниан, Ульпиан и Павел. Были приведены к соответствию с римскими законами все изъявления императорской воли: таким способом гражданам давали понять, что не только основные декларации императора, но и его решения относительно частных пунктов закона — рескрипты — имели силу закона. Но с наступлением кризиса в империи применение закона развалилось, так же как и все прочие области общественной жизни. Суды наместников стали редкими или просто прекратились по мере того, как замирала жизнь в городах, а число образованных людей таяло. Императоры, занятые борьбой за выживание, не могли справиться с потоком ходатайств: после 240-х годов выпуск рескриптов стал нерегулярным, а после 260-го практически прекратился.
Диоклетиан, как мы видели, был намерен вновь заставить функционировать систему судов, бездействовавшую несколько десятилетий, и гарантировать доступ к суду всем гражданам империи. Разросшемуся штату наместников Диоклетиан приказал выслушивать все важные дела лично, и сам неустанно отвечал на сотни петиций и прошений равно от сильных и слабых. Количество выпущенных им рескриптов феноменально: до нас дошло более тысячи, и это лишь небольшая их часть. Но он не просто вернул к жизни прежнюю систему. С помощью двух выдающихся юристов, Грегориана и Гермогениана, он выработал определенный курс, который, как он надеялся, придаст закону большую ясность и законченность и сделает его принципы более понятными для подданных империи.
[228]
При всех его нововведениях в управлении Диоклетиан — опять же как и Август — был убежденным сторонником традиций во всем, что касалось морали, культуры и религии. Несмотря на принятые им элементы эллинистического царствования, его собственная система ценностей была типично римской, а отнюдь не восточной или греческой. Для него римское право было священным наследием, чью чистоту следовало сохранить, а это налагало особенную ответственность при создании рескриптов. Все чаще адвокаты считали правовым стандартом именно рескрипты — свод правовых решений императора. Из них составляли частные собрания, их использовали в юридических школах. Поэтому Диоклетиан стремился превратить эти решения в инструмент возвращения римского права в его чистом виде, которому, как считали консервативные законники, грозило искажение от греческого и восточного влияния. В отличие от переписки императора, рескрипты публиковались только на латыни, так что развивающимся на востоке юридическим школам, например школе в Бейруте, приходилось учить и думать на латыни, что весьма одобрял и поддерживал Диоклетиан.
