Нетрудно увидеть различие между традиционализмом Диоклетиана и Диона Кассия и ортодоксальностью великих монотеистических религий, которые требовали единообразия и подчиненности в вере, ритуалах и организации религиозных институтов. Для римлян чтить богов как раз и означало поклоняться им так, как это делали предки, не прерывая цепь родства, соблюдая ритуалы, которые, как считалось, зародились вместе с человечеством. Традиции можно было смешивать, но намеренное обновление культа фактически противоречило само себе. Другие боги не могли заменить олимпийцев, но их можно и должно было почитать: вполне логично было жителю провинции поклоняться богам своего народа, своих предков, равно как и путешественнику, оказавшемуся в их краю, следовало сделать то же самое. Как сказал Цельс о религии иудеев, она может казаться странной, но она, по крайней море, следует заветам их предков. С другой стороны, атеизм, отрицание существования богов, был не такой уж большой ересью, как нечестивый поступок, например, отречение от своих родителей или народа.
[248]
Будучи гражданами и подданными Римской империи, все ее жители должны были выказывать свою верность государству, участвуя и соответствующих празднествах и чтя богов и Рима и гения императора. Однако форма этого почитания не была установлена четко, в том смысле, что оно могло быть выражено в различных вариантах: жертвы богам были нужны всегда и, следовательно, всегда могли гарантировать божественную защиту империи. Как сказал об этом Гораций, «богам покорствуя, владеешь ты землей»
[249]. Эта древняя истина похожим образом высказана в строках Книг Сивилл, которые Зосим цитирует в своем описании Секулярных игр, традиционно проводящихся в Риме каждые 110 лет:
Всякий раз, когда наибольший период жизни людской
Опишется круг в 110 лет,
Помни, римлянин, увы, забывчивый,
Не забудь сделать все эти вещи
В честь бессмертных богов
На равнине, омываемой волнами Тибра...
... Тогда принеси положенные жертвы
Дающим рождение Паркам — ягненков и коз.
Доставь радость богиням чадорождения
Подобающим фимиамом. Затем Теллус,
Дающей изобилие всюду, забей черную свинью.
Быков же, только белых, приведи к алтарю Юпитера
Днем, не ночью. Ведь небесным богам
Только дневные жертвы доставляют усладу...
... Днем и ночью пусть множество людей
Непрерывно посещают престолы богов.
Пусть торжественность соседствует со смехом.
Да не забудет никогда все это ваше сердце и ум,
И тогда вся Италия и Лациум
Всегда будут находиться в вашей власти.
[250]
Подобная религия служила прочным социальным и политическим цементом для уникального достижения римлян, превративших культуру города-государства в культуру мировой империи. Принятие этой культуры в странах столь разных, как Британия, Африка и Далмация, происходило именно благодаря присущему ей уважению к традиционным верованиям и терпимости к разнообразию местных богов, а вовсе не вопреки ему. Весьма прагматичная религия римлян, доставшаяся им от предков, не вдавалась в теологию (в отличие от вселенских религий Ближнего Востока), а потому служила интересам политической гармонии, не навязывая никому ортодоксальных традиций и ритуалов. В течение долгого периода консолидации, в ходе которой жители провинций получили социальное равенство с латинянами и италийцами, религия стала средством выражения гражданской гордости, патриотизма истого римлянина, преемственности, общности с чем-то куда большим, чем собственная жизнь человека, особенно если он занимал или стремился занять высокое положение в обществе. С помощью религии тот, чьи предки были варварами из безвестного племени или рабами, мог стать не только уважаемым сановником в собственном городе, но и наследником могучей вечной цивилизации, исполняя те же священные обряды, занимая те же посты и наследуя по прямой линии славным римлянам древности, чьи несравненные добродетели помогли им стать хозяевами всего мира. В величественных ритуалах религии Рима не было или почти не было элемента эмоционального порыва толпы — их бы одобрили джентльмен эпохи Просвещения или конфуцианский мандарин.
Однако подобная вера никак не удовлетворяла более личные, глубинные религиозные устремления людей: чувство святого и невыразимого, тайны творения и существования мира, космическое одиночество личности и страх исчезновения, жажда самоотречения и экстатического слияния с богом. За всем этим люди обращались к самым разнообразным древним мистическим культам, происходившим из Фракии, Сирии, Египта, Персии и Фригии.
Многие из этих культов были в ходу у римлян с давних времен и пользовались большим уважением. Одним из самых значительных среди них были Элевсинские мистерии, в которые были посвящены многие императоры. Суть этих ритуалов содержалась в глубокой тайне, однако в их основе лежал архаический миф о похищении и изнасиловании девы Персефоны богом подземного мира и последовавшем затем увядании, которое наслала на мир скорбящая мать Персефоны Деметра, богиня плодородия. Наконец дочь вернулась к ней, и жизнь на земле возродилась; но каждый год Персефона должна была провопить в загробном царстве шесть месяцев. По всей видимости, участники мистерий вживую разыгрывали эту историю в храме, где проводились мистерии, — мрачный путь сквозь тьму смерти, а в конце — выход в сияющий свет, вынос священных предметов, включая символический початок кукурузы. Позднее мистерии стали включать причащение зерном и ячменным пивом:
Счастливы те из людей земнородных, кто таинство видел.
Тот же, кто им непричастен, по смерти не будет вовеки
Доли подобной иметь в многосумрачном царстве подземном.
[251]
Таинственность, драматизм, священные предметы, иногда испытания для посвящаемых — все это было обычным для подобных ритуалов. Дионисийские мистерии подобным же образом праздновали рост, смерть и возрождение бога, вечную силу и необузданную мощь первобытной природы, ее успокоение в человеке и надежду на обновление. Фрески на вилле Истацидия изображают женщин, проходящих этапы мистерий: создание атмосферы ужаса, появление фигур, изображающих Пана, Силена и сатиров, явление огромного фаллоса, бичевание посвящаемых, а затем победоносный выход из этого испытания и вакхическая пляска. В пользовавшемся огромным уважением фригийском культе Великой матери Кибелы был обряд тавроболий, во время которого неофита ставили в яму под жертвенным быком; быка закалывали копьем, и его кровь стекала по лицу и телу посвящаемого. После этого прошедшего инициацию приветствовали в мире возродившихся ритуальной трапезой.
Многолюдные процессии поклонников Великой матери (включая жрецов-евнухов, оскопивших себя в припадке оргиастического безумия) описаны у Лукреция:
