Уход от власти, несомненно, положительно сказался на здоровье Диоклетиана, поскольку место, где он собирался жить после отставки, он выбирал весьма тщательно. Климат в этой части побережья один из лучших на всем Средиземноморье: сухое тепло, пышная растительность, обилие солнечного света и прозрачная морская вода. Дворец Диоклетиана по-прежнему остается одним из лучше всего сохранившихся памятников Римской империи и заслуженно пользуется популярностью у туристов. Расположенный в укромном углу полуострова, защищающего Салонскую бухту от моря, во многом он был построен как императорский дворец, а не частная вилла (как вилла Адриана в Тиволи). У Диоклетиана не было возможностей научиться вести жизнь частного лица, так что, вероятно, не стоит удивляться, что и этот дворец, с его надежной охраной на стенах и четким разграничением частных и общественных помещений, несет черты формальности и установленных внешних ритуалов. И все же атмосфера здесь была достаточно безмятежной, и когда Диоклетиан оправился духом, он с энтузиазмом принялся за планировку новых садов и зданий во дворце и на прилегающих территориях. Его природная склонность к созиданию, порядку и дотошному контролю теперь была полностью отдана огородничеству. При раскопках на дне моря у соседнего острова были обнаружены также огороженные рыбные садки, которые, вероятно, служили нуждам дворца.
По своей планировке дворец в сущности является военным фортом: большой прямоугольник, окруженный стеной с выступающими башнями и прямыми перпендикулярными улицами, соединяющими четыре пары ворот, расположенных по сторонам света; общая площадь дворца — 3 гектара. Длинный южный фасад дворца, от которого сейчас открывается вид на главную улицу города и гавань, был галереей, разбитой на части тремя лоджиями и выходящей прямо к морю; нижние ворота вели к молу. По стенам можно было обойти весь дворец по периметру. Главные ворота, выходящие на север, которые в Средние века стали называть Золотыми, представляли собой внушительный огороженный внутренний двор, который сохранился и до наших дней. Над входом располагаются ниши с арочным верхом, в которых, вероятно, стояли статуи императора и его семьи; выше, на карнизе, расположены четыре пьедестала, где вполне могли находиться фигуры четырех тетрархов. Карнизы, поддерживающие бывшие пилястры, украшены головами минотавров — они смотрят на посетителя, когда тот подходит к воротам.
После внутреннего двора взгляд гостя сразу же бывал захвачен длинными ритмичными колоннадами, стоящими по обе стороны главной улицы, которая вела к центральной площади и перистилю. Здесь все линии сводились к высшей точке — величественным порталам, которые служили входом в приемный зал императора; через них же император и его близкие друзья выходили к народу. Над этими порталами царил арочный фронтон, лежавший на четырех колоннах из красного гранита; сверху располагалась скульптурная группа с квадригой.
К западу от перистиля находился храм, вероятно Юпитера, который сохранился до наших дней в качестве баптистерия, и две меньшие по размеру круглые религиозные постройки, основания которых археологи обнаружили лишь недавно. В восточной части находился большой восьмиугольный мавзолей Диоклетиана (сейчас — собор св. Дуе), форма которого предвосхитила появление круглых храмов Византии.
Частные помещения располагались в южной части дворца, выходившей к морю: единственным способом увидеть отставного императора для праздного наблюдателя было плыть на лодке вокруг южного фасада дворца. Анфилады залов, внешних дворов, купален, коридоров и частных апартаментов, из которых состояла эта часть дворца, очень пострадали в Средние века, когда их разбирали на строительный камень; но под приподнятым полом нижний горизонт построек остался нетронутым, и археологам удалось составить план всего верхнего этажа. На данный момент одним из самых значительных результатов раскопок стала реконструкция триклиния, пиршественного зала в юго-восточной части, с его крестовидным расположением комнат вокруг центрального зала.
[316]
В целом дворец прежде всего напоминает крепость. (Если бы хорваты не смогли позднее использовать его именно в этом качестве, дворец вряд ли сумел бы дожить до наших дней.) Но остатки колоннад тем не менее наводят на мысли о просторных, залитых солнцем улицах между красивыми зданиями и величественными садами. В сущности, этот дворец так же напоминал настоящий форт IV века, как дворцы Тюдоров — настоящие средневековые замки: это был смягченный, более пышный вариант военной цитадели. В такой обстановке Диоклетиан отдыхал, окруженный всеобщим уважением и почетом. Если он и не забыл об окружающем мире, о правительстве, то, во всяком случае, был свободен от его тягот и тревог. «История жизнеописания Августов» приписывает ему следующее воспоминание о трудностях, которые вставали перед императором, если тот хотел править справедливо:
[...] Диоклетиан, став уже частным человеком, говорил, что нет ничего более трудного, чем быть хорошим императором. Собираются четверо-пятеро человек, договариваются между собой обманывать императора и подсказывают ему, что он должен утвердить. Император, запертый в своем доме, не знает истины. Он вынужден знать только то, что говорят ему эти люди; он назначает судьями тех, кого не следовало бы назначать, отстраняет от государственных дел тех, кого он должен был бы привлекать. Но к чему много слов? Как говорил сам Диоклетиан, хорошего, осторожного, превосходного государя продают за деньги.
[317]
Но за стенами дворца, в вакууме, оставшемся после отхода Диоклетиана от дел, события развивались с немалой скоростью. Положение Константина при дворе Галерия стало затруднительным и опасным. Почувствовав это, его отец, Констанций Август, немедленно обратился с просьбой к своему брату-императору отправить сына к нему, в Галлию. Галерий увиливал и тянул, но в конце концов — как говорят, придя в хорошее расположение духа после ужина, — согласился. Молодой Константин ухватился за предоставленную возможность, пока ее не отняли, и без остановок промчался через всю империю, меняя почтовых лошадей. Наконец он прибыл к отцу в Булонь и вместе с ним отправился в Британию, на краткую войну против пиктов.
Возможно, как полагают некоторые авторы, Констанций, посылая за сыном, уже знал о своей болезни. После победы над пиктами он умер в Йорке в 306 году; и с его смертью внезапно исчез один из четырех краеугольных камней второй тетрархии, до тех пор не знавшей испытаний. Он был популярным правителем к северу от Альп и исцелил многие раны, нанесенные гражданскому обществу предыдущими императорами и узурпаторами. (Согласно Евсевию, он как-то заметил, что лучшее место для хранения казны — в кошельках подданных; а чтобы показать скромность двора Констанция, приводится история, как ему пришлось занимать серебряную посуду для пиршества.) В то. же время его старания ускорить экономическое восстановление региона включали устройство обширных колоний германцев в Галлии; наемники из числа этих поселенцев постепенно составили элитную армию, способную конкурировать с дунайскими легионами. Именно с этими солдатами его сын Константин предпринял первый шаг в разрушении системы правления Диоклетиана.
