До тех пор, пока жил и правил Галерий, память Диоклетиана и живые члены его семьи получали положенное им обращение. Но в 310 году Галерий внезапно заболел. Вместе с Максимином Дазой он продолжал политику религиозных гонений, весьма жестоких, но малоуспешных. К этому времени лишь самые ярые противники христиан не чувствовали утомления и не протестовали против этих бесплодных усилий. А сами христиане начали с завистью и надеждой смотреть на запад, где и Максенций, и Константин положили конец гонениям, причем последний сам стал склоняться к христианству. Таким образом, когда Галерий заболел на восемнадцатом году своего правления в возрасте не менее чем шестидесяти лет, христианам нетрудно было представить его недуг как справедливую Божью кару. Лактанций, который избрал своей основной темой демонстрацию наказания, которое ждет врагов Бога, отвратительно злорадствует, в деталях описывая смертельное заболевание Галерия в назидание правоверным. Врачи прибегли к операции, отрезая все новые и новые фрагменты плоти, но безрезультатно. «Снаружи мясо сгнило, и седалище все разложилось от язв... Смрад от этого распространяется не только по дворцу, но и по всему городу... Вследствие отвратительной болезни части тела уже утратили формы».
[323]
Последним важным делом, которое совершил Галерий перед смертью, было прекращение гонений на христиан. Возможно, как утверждали христиане, он признал победу и мощь их бога. Но его эдикт, выпущенный в апреле 311 года в Сердике, свидетельствует скорее о признании своего поражения, чем о раскаянии. Христиане, говорится в нем, проявили неслыханное упрямство и в результате не поклоняются никаким богам — ни богам своих предков, ни своему христианскому богу. Так продолжаться не могло, и потому императоры в своем милосердии наконец решили вновь разрешить проводить службы по христианским обрядам. С того дня христианам предписывалось молиться своему богу за благополучие императоров и всего государства.
При этом дело не ограничилось возвращением к положению, предшествовавшему началу гонений. Эдикт наконец признавал христианство одной из законных религий империи, а христианского бога — могучим божеством. На Востоке множество священников и мирян, выйдя из тюрем и с рудников, вновь открыли свои церкви и не скрываясь проводили службы. Это было время их победы, время ликования, наступившего после долгих тяжких лет в чистилище. Ведь то, что главный гонитель открыто признавал свое поражение и силу церкви Божией, означало, что великая битва богов, теомахия, наконец завершилась победой.
К тому времени, когда эдикт был обнародован в главных городах Востока, Галерий уже скончался. Он был похоронен в месте своего рождения, в Ромулиане, вверх по Дунаю от Бононии. Огромный мавзолей, который он построил для себя в Фессалониках, остался пустым. Это было внушительное здание, ротонда нового стиля, в котором при Феодосии был создан внутренний купол и устроена церковь (какие обряды очищения для этого проводились, нам неизвестно). Она стоит и сегодня, вместе с пристроенным минаретом — это церковь Святого Георгия в Фессалониках.
Вскоре после смерти Галерия Диоклетиан испытал на себе ледяное равнодушие его преемников; ему ясно дали понять, как мало значил его престиж для нового поколения конкурирующих между собой правителей. Его дочь Валерия вскоре после смерти мужа, Галерия, присоединилась ко двору Дазы. По всей видимости, жажда власти заставила Дазу почти сразу же предложить ей стать его женой; она ответила отказом. В результате он отнял у нее всех слуг и изгнал ее и ее мать Приску из Никомедии. Позднее она оказалась в Сирии, откуда послала своему отцу Диоклетиану весть о своем плачевном положении. Он отправил к Дазе гонца с требованием позволить его дочери вернуться к нему в Салону, но Даза проигнорировал его. Повторные послания не дали никакого результата. Наконец Диоклетиан, творец императоров, который шестью годами раньше возвысил самого Дазу до императорской власти, вынужден был просить одного из своих родственников, который в то время был влиятельным военачальником при дворе Дазы, замолвить за него слово в этой единственной просьбе. Тот согласился, но с сожалением докладывал, что потерпел неудачу. Вот к чему свелась его прошлая сияющая слава. Это была неблагодарность правителя, который больше не боялся его, а потому цинично отбросил маску уважения и даже простой вежливости. Для этих новых людей он был всего лишь помехой, бесполезным и несносным пережитком. Когда Константин разрушил статуи опозоренного Максимиана в Галлии, вместе с ними были уничтожены и статуи Диоклетиана: два правителя обычно изображались вместе.
[324]
Таковы были горькие плоды отречения. Возможно, Максимиан в конечном итоге был прав, когда хотел жить и умереть в пурпуре? Возможно, несчастье Диоклетиана состояло попросту в том, что он пережил цезарей? Но колесо судьбы почти совершило полный оборот, и он явно зажился на свете. Хотя он по-прежнему жил в роскошном дворце, он видел, как его политический труд (как казалось) обратился в прах, его статуи были свержены, и, наконец, он испытал боль и унижение от невозможности даже защитить собственную семью от бесчинств власть имущих. Вне зависимости от того, примем ли мы предположения о его возможном добровольном уходе из жизни, истина такова, что (по самым точным расчетам) Диоклетиан умер в 312 году — разочарованный, усталый, готовый встретить смерть. Его кончина пришлась на канун очередного периода гражданской войны, которая оставит мир поделенным на две части — между Константином на Западе и Лицинием на Востоке. После поражения Дазы Лициний устроил кровавую зачистку, убив всех членов семей Дазы и Галерия. В ней сгинули юный Кандидиан, родной сын Галерия, сын и дочь Дазы, Приска и Валерия — жена и дочь Диоклетиана.
Диоклетиан был погребен в мавзолее, который он выстроил для себя в своем дворце; сейчас в нем находится церковь Святого Дуе (Домния) в Сплите. За исключением маленького нефа, позднее неуклюже пристроенного к восточной стене здания, оно на удивление хорошо сохранилось до наших дней. Снаружи мавзолей имеет форму восьмиугольника, окруженного колоннадой. Его ворота обращены к аркаде перистиля, с обеих сторон их охраняют черные египетские львы. Внутри он представляет собой круглое помещение со сводом; переделка в христианскую церковь не сумела скрыть языческих в самой своей основе черт классической архитектуры. Округлое пространство внутри опоясано двухуровневой колоннадой в коринфском стиле, где верхние колонны поднимаются из богато украшенного карниза, лежащего на вершинах нижнего ряда колонн. Высоко над кафедрой и алтарем, на стене под верхним карнизом, тянется фриз с изображениями животных, богов и фигур пути, в соответствии с погребальными традициями той эпохи; там же можно найти неважно сохранившиеся портреты Диоклетиана и Приски. Возможно, тело императора заключили в порфировый саркофаг. Источники свидетельствуют, что примерно полвека спустя грабитель украл из мавзолея богато отделанный пурпурный саван, за что и был казнен.
[325]
