В отличие от Диоклетиана, он имел сыновей, и в свои последние годы назначил цезарями троицу, Константина, Констанция и Константа, правя совместно с ними, но не давая им независимой власти. Всего, считая с момента его избрания армией в Йорке в 306 году, Константин был императором небывало долго — 31 год и выказал себя таким же энергичным и дальновидным администратором, как и полководцем. Не смотря на то, что армия в ходе гражданской войны почти не обращала внимания на безопасность рубежей, внешние враги империи не бес покоили ее границ, во многом благодаря прочности системы обороны, доставшейся Константину по наследству. Его правление было еще одним периодом стабильности и масштабного строительства, а его дому предстояло продержаться на троне империи больше половины IV века, тем самым приучив народ к верности династии, а через нее — и всему династическому принципу наследования.
Кризис, длившийся более одного поколения, ясно показал, что столицу императора, если он хочет сделать ее по-настоящему эффективной, следует выбирать в соответствии с военными и стратегическими потребностями. Тетрархи создали свои столицы неподалеку от границ, а сам Константин правил и оборонял Рейн из Трира. Пробив себе дорогу к единоличной власти, он был твердо намерен основать еще одну, последнюю, императорскую столицу, которая затмит всех своих предшественниц. В войне с Лицинием он осознал уникальность расположения полуострова Византия, который контролировал проливы между Европой и Азией, наперерез основным дорогам, ведущим из одного конца империи в другой. Это была идеальная позиция, откуда император мог быстро добраться и до Дуная, и до Евфрата. Аналогичные соображения руководили Диоклетианом в выборе Никомедии, но Византий, помимо прочего, был с трех сторон окружен морем и более удобен для обороны. Новая столица, Константинополь, была открыта в 330 году; император искусственно придал ей черты Нового Рима, с 14 округами, семью «холмами» и формальным сенатом. Строительство Константинополя завершило длительный период миграций правительства, начавшийся, когда Галлиен был вынужден устроить свою ставку в Медиолане. Кроме того, Константинополь стал торговым портом и уже через два поколения разросся далеко за пределы своих предполагаемых размеров. Здесь находился центр сети новой бюрократической машины, которая охватывала все уголки империи.
Вместе с новой столицей появился и единый императорский двор, который оставался на месте, в отличие от часто путешествовавших дворов тетрархов. Деление правительства на службы, начатое при Диоклетиане, теперь было завершено. Согласно этому делению все законные-дела — составление законов и рескриптов, консультации юристов и весь поток петиций и их решений к императору и от него — теперь находились в ведении главного министра юстиции, квестора священного дворца. Как и прежде, финансами ведали два независимых друг от друга министра: один занимался всеми государственными финансами, другой — личным имуществом императора. Всю гражданскую администрацию вплоть до наместников и городских советов возглавляли, каждый в своем регионе, префекты претория (теперь расставшиеся со своими военными функциями). Военное командование, во главе которого стоял сам император, было закреплено за двумя новыми чинами — магистра конницы и магистра пехоты. Распределением должностей в штате дворца и нижними чинами бюрократического аппарата, а также почтовым сообщением государства и сетью агентов (agentes in rebus) занимался новый влиятельный министр, магистр оффиций. Он же ведал аудиенциями и ставшим чрезвычайно сложным придворным церемониалом.
Может показаться, что принятие Константином христианства стало затруднением для восторженного почитания императора, которое теперь было неотъемлемой частью новой государственности. Но это было не так. Из уважения к христианству Константин отбросил притязания на божественность своей власти и больше не требовал совершать жертвоприношения в рамках поклонения. Но во всем остальном он сделал фигуру императора почти богоподобной. Он отнюдь не был смиренным христианином — кающимся грешником: это был владыка мира, который заключил союз с Всевышним. Тесная связь, которую Диоклетиан, по его словам, заключил с Юпитером, теперь объединяла Константина с богом Авраама. И в каждом суде, и в каждой церкви, где проходили службы, присутствовало каноническое изображение императора.
Ритуалы двора и обстановка публичных явлений императора шли еще дальше: теперь сюда входили императорский венец, целование края одежд, простирание, проработанный до мелочей пышный придворный церемониал. В римском дворце Палаццо-деи-Консерватори по сей день хранится гигантская голова 12-метровой статуи Константина, которая некогда озирала мир с огромной апсиды своей базилики — dominus, autokrator. Культ императора-сверхчеловека проявился в византийском поклонении правителю, а позднее — в западном царепапизме.
[331]
Разделение военной и гражданской власти достигло своего логического завершения. С упразднением преторианской гвардии префект стал главным гражданским чиновником при императоре, стоя выше любого полководца. Империей обычно управляли четыре префекта, поделив между собой территорию наподобие тетрархии: галльские провинции, Италия, Балканы и Восток. Им подчинялись викарии диоцезов и наместники провинций, как и было установлено при Диоклетиане. Префект играл роль верховного апелляционного судьи и мог выпускать частные эдикты; он располагал собственной казной и обширным штатом чиновников, разделенным на службы, которым руководил его постоянный личный секретарь, принцепс. Уровнем ниже на такие же службы делился штат викариев и наместников; его регулярно пополняли постоянными гражданскими чиновниками с конкретными задачами, которые постепенно поднимались по служебной лестнице по принципу старшинства (в отличие от викариев и наместников, которые, как и современные министры, часто сменялись на своем посту).
Таким образом, старый римский принцип делегированного управления государством через группу лично отобранных правителем людей наконец уступил место некому подобию китайской бюрократии. А вместе с ней пришла и власть мандарина. Если Диоклетиан заменил на постах наместников провинций сенаторское сословие на всадников и бывших военных, Константин вновь открыл эти посты для сенаторов, но на сей раз — без восстановления прежних привилегий. «Сенаторский» ранг был придан высшим постам в аппарате; сенатором автоматически становился любой, кто доходил до этой ступени власти. Ради целей императорской службы всадническое и сенаторское сословия были слиты в единый новый аристократический класс, clarissimi, которому предстояло разделить между собой управление государством. Но это не был тот тип знати, в котором титул или независимое имущество передавались по наследству: это была аристократия, которая находилась на жалованье у государства и полностью зависела в продвижении и отличиях от императора и его чиновнической машины.
Карьера в армии, теперь уже никак не связанная с гражданской службой, не требовала ровным счетом никакого образования или культуры — лишь умения делать свое дело. Это неизбежно привело не только к расширению пропасти между солдатом и гражданином верхних слоев общества, но и неуклонной «варваризации» армии, где все больше становилась доля германских призывников и наемников. Константин форсировал этот процесс, отдавая предпочтение германцам больше, чем когда-либо ранее. Они составляли основную часть мобильных частей его армии и преобладали в новой элитной «дворцовой» коннице (scholae palatini), созданной Константином в качестве собственных телохранителей. Впервые высшие армейские посты, включая новые должности магистров конницы и пехоты, были открыты для офицеров варварского происхождения. Положение, которое занимали иллирийцы в армии III века, веком позже стали занимать германцы.
