Неудивительно, что после Адрианополя Феодосий предпочел умиротворить германцев и наладить с ними дружественные отношения как внутри империи, так и за ее пределами. Он при всем желании не мог обойтись без этого колоссального источника хороших воинов и боевых навыков, хотя и в полной мере сознавал его политическую опасность. Это был выбор между империей, защищенной сильными, хотя и непрочными союзниками, и империей, почти полностью лишенной защиты. С тех пор — поскольку простое вооруженное противостояние всему германскому миру перестало быть целесообразным — особо важное значение во внутренней и внешней политике приобрела дипломатия.
[337]
Как же государство пришло к этому? Перемещение гуннов на запад было новым слагаемым в общемировой ситуации, но оно произошло тогда, когда общество и правительство Римской империи уже стали опасно хрупкими, с чрезмерно развитым аппаратом управления и сильной поляризацией, причем главным образом — на западе. Бедственное экономическое положение городов еще ухудшилось из-за фискальных мер, принятых преемниками Константина, при которых города лишились большей части ренты за свой земли. Тем временем крупные сельские землевладельцы, самодостаточные, безраздельные хозяева на своей земле, превратились в практически независимых феодалов и все более укрепляли свои позиции в общении с государством. Большинство из них сами собирали налоги — это означало, что большую часть своего налогового бремени они перекладывали на колонов. В годы снижения числа населения они цепко держались за своих крестьян, предпочитая расплачиваться с государством деньгами, вместо того чтобы отпускать на военную службу людей — что в свою очередь приводило к тому, что в армию нанимали еще больше варваров, вместо того чтобы использовать новобранцев из жителей империи. Эти могущественные аристократы могли предложить беднякам всевозможные виды защиты от агентов правительства — защиту в суде, или выкуп всех их долгов, или предоставление убежища от угроз чиновников. Некоторые даже организовывали небольшие частные отряды милиции. Поскольку общий бюджет государства удвоился в период между правлениями Константина и Валентиниана и поскольку бедняки всегда платили больше, чем им полагалось, и были беззащитны перед самовольными поборами, ноша, лежащая на городской бедноте и крестьянстве, наконец стала невыносимой. Несмотря на оковы закрепощения, многие все же бежали с земли; городские куриалы при возможности становились священниками; вновь выросло количество разбойников.
Эти тенденции были еще явственнее в западных, менее урбанизированных провинциях, где города полностью зависели от сельской местности. Диоклетиан лишил старую сенаторскую аристократию Италии и Галлии ее политического влияния, но не обширных земельных угодий; и с течением времени она объединилась и повысила свое относительное экономическое положение до необычайного уровня. Концентрация богатства в руках все более немногочисленной группы (в силу низкого уровня рождаемости и кровнородственных браков среди аристократии) привела к тому, что средний доход сенатора составлял примерно в пять раз больше, чем это было в I веке. Многие владели значительным количеством имений в Италии, Испании, Галлии или Африке; стандартный годовой доход сенатора составлял примерно 120 000 солидов, при том что придворный чиновник получал 1000 солидов, а крестьянин — пять.
[338]
К 400 году большая часть Галлии и Италии находилась в руках менее чем дюжины больших сенаторских кланов, богатство которых позволило им вновь возвыситься над наместниками провинций. Эти круги восприняли аристократическую «республиканскую» манеру; они презирали солдатских императоров и считали своей главной задачей оградить собственные богатства и занимаемую позицию от требований государства. Они выигрывали в денежном плане и как землевладельцы, и как наместники: жесткие государственные законы против взяточничества, вымогательства и прочих злоупотреблений с полным сознанием долга объявляли народу те самые чиновники, против которых эти законы были составлены. Для крестьянина выплачивать цену «безопасности», которую требовало от него государство, означало либо идти в кабалу, либо просить подаяние. Для мелкого мещанина выбор стоял между разорением под властью государства или под «опекой» могущественного аристократа. От бедного германского солдата-поселенца из числа лимитанов в конечном итоге ждали, что он будет защищать огромные поместья и виллы богачей от «врагов», чей образ жизни был, вероятно, куда ближе к его собственному. Из таких составных частей состоял на западе пресловутый «упадок духа гражданственности».
На греческом Востоке существовали те же коренные проблемы, но провинции располагали более стабильными ресурсами для их разрешения. Исконное население здесь было куда более многочисленно. Городов было значительно больше, и они сумели сохранить большую экономическую жизнеспособность, отчасти благодаря своим торговым и производственным предприятиям, от которых города зависели еще со времен греков. Александрия, Антиохия, а вскоре и Константинополь стали крупными торговыми центрами Средиземноморья. Поэтому большая часть личного богатства оказалась привязана к городам, а потому не замерла и гражданская жизнь; здесь не произошло возвращения к чисто сельскому хозяйству, как это случилось на западе. Кроме того, местное крестьянство не до такой степени испытывало гнет аристократии: крестьяне были прикреплены к своим земельным наделам, но чаще это были независимые деревенские общины, чем крупные поместья. Тенденция к поляризации экономики несомненно присутствовала, но была ограничена более городской, коммерческой, более государственной жизнью местного населения — эта черта восходила ко временам еще до установления римского владычества. Многие города получили от императора субсидии, а сам Константинополь быстро вырос в огромный столичный и торговый мегаполис. Средняя прослойка имущих, низшая городская аристократия, мелкие землевладельцы и ремесленники были придавлены, но не полностью уничтожены запросами новой империи-крепости. Разумеется, и здесь были богатые землевладельцы, которые занимали высшие чиновнические посты в государстве. Но они все же жили в городах, их богатство было более скромных размеров и распределялось шире; в значительной степени это была новая, появившаяся при Константине чиновническая аристократия, целый корпус сенаторов-парвеню, чья социальная позиция напрямую зависела от их общественной карьеры — что в корне отличало их от прежней италийской аристократии.
Вследствие этого император, находившийся на востоке, куда лучше мог контролировать высший слой общества, посредством которого он управлял государством. Уклонение от уплаты налогов и исполнения обязанностей, коррупция и различные нарушения здесь можно было держать в узде, а деятельность чиновников отличалась большим профессионализмом и в большей степени поддавалась контролю. Административная машина, хоть и была неуклюжей и невероятно дорого обходилась государству, действовала здесь ближе к модели, задуманной Диоклетианом, и оперировала на значительно более обеспеченной территории. Зерно из Египта действительно шло — в большей или меньшей степени — в тех направлениях, которые назначал префект; подотчетные государству фабрики и промышленные корпорации поставляли положенную квоту продукции; землевладельцы и деревни давали установленное число новобранцев для армии. Никакая многочисленная и влиятельная группировка не могла обойти законы правительства в таком масштабе, как это делала аристократия на западе. После 363 года на границе с Персией вновь на долгое время воцарился мир. В восточных провинциях не было гражданских войн и почти не было случаев узурпации власти.
