Префект претория Антемий, ставший регентом после 408 года, возвел вокруг Константинополя новые мощные земляные укрепления, закрепил долгосрочный мир с Персией и усилил Дунайский флот в противовес гуннам, шедшим с севера. Востоку по-прежнему не хватало военной силы, чтобы отразить все вторжения, но его дипломатия опиралась на два весомых фактора. Большинство крупных укрепленных городов на Востоке, и прежде всего Константинополь, взять было нельзя; они образовывали сеть твердынь, которая не позволяла слабо организованной орде варваров закрепить свою власть над центральными территориями. Кроме того, Восток все еще был достаточно силен экономически, чтобы нанимать солдат и подкупать тех или иных вождей немалым количеством золота, искусно натравливая германцев друг на друга; к тому моменту значительная доля германцев уже обратилась в христианство, поэтому Константинополь дополнительно пользовался в своей политике противоречиями между арианцами и ортодоксами. В случаях, когда не удавалось сдержать нападение врага, его старались направить на запад — это сработало с Аларихом, Аттилой и королем остготов Теодорихом. Императоры Лев и Зенон целенаправленно старались уменьшить вес германцев в армии, уравновешивая его набором людей из горных племен Исаврии и составляя из них конкурирующую армейскую элиту. Равновесия сил во многом удалось добиться к концу V века.
[341]
Гибель римской Европы жившие в ту эпоху воспринимали и оценивали по-разному. Для германских племенных вождей это прежде всего была трудная борьба за их личное превосходство и за жизнь для их собственного народа; позднее эта борьба была увековечена в героических легендах о великом переселении народов, о великих войнах и странствиях, из которых соткалось повествование «Песни о Нибелунгах». Для Августина или Папы Льва это было наглядное подтверждение, что вся мощь земных царств — лишь прах и тлен, а единственно вечно лишь Царство Христово, земным аналогом которого является церковь. В целом перемены не носили ни характера внезапного крушения и возвращения к первобытному состоянию, ни, вопреки мнению некоторых прогерманских историков, мирного перехода власти от римских правителей к германским, который прошел незаметно для их подданных. Скорее, здесь было и то и другое, и много чего еще в зависимости от того, когда и где жил наблюдатель. Многие германские короли уже были частично романизированы и еще более романизировались, поселившись на римской территории, женившись на местных жительницах и приняв христианство, хотя это и не коснулось большинства их подданных. Наиболее реалистично и наименее предвзято настроенные римляне почитали своей миссией сделать все, что было в их силах, чтобы привить культуру своим новым правителям. Слова, приписываемые Атаульфу, королю вестготов, женившемуся на весьма умной сестре Гонория Галле Плацидии, возможно, идеализированы, но вполне отражают точку зрения, становившуюся все более популярной среди варваров:
Поначалу хотел я уничтожить имя Римского государства и превратить все его земли в империю готов. Я желал, чтобы Романия стала Готией, а Атаульф правил, как раньше правил Цезарь Август. Но опыт научил меня, что неуправляемые дикие готы не подчинятся законам, а без законов нет государства. Поэтому я благоразумно выбрал иную славу и решил оживить имя Рима с мощью гота, и надеюсь, что потомки признают меня зачинщиком возрождения Рима, потому что заставить эту империю изменить свою суть не в моих силах.
[342]
В противоположность подобному подходу, уже после того как марионеточная империя Запада была наконец уничтожена, король остготов Теодорих основал свое королевство в Италии. Это не намного изменило образ жизни богатых сенаторов. Верно, что они лишились трети своих земель, которые перешли готским поселенцам. Но изъятие земель проводилось упорядоченно, под прикрытием старого римского закона о расквартировании войск — hospitalitas. А право сенаторов на оставшуюся землю было защищено от посягательств способом, который не приходил в голову последним императорам. Сенаторы по-прежнему подчинялись римским законам и администрации, по-прежнему назначали консулов и устраивали празднества, собирали свою огромную ренту, развлекали население цирковыми играми и, как и раньше, вели подчеркнуто цивилизованную общественную жизнь. Римляне и готы жили в Италии как два отдельных общества, а правительство Теодориха использовало большую часть чинов и атрибутов прежней империи, управляя регионами, как и прежде, посредством префектов претория. В Италии, Испании и отчасти Галлии элементы римской культуры и администрации сохранялись в разбавленном виде, потому что заменить их завоевателям было нечем. Обращение готов и франков в христианство значительно усилило проримское влияние на них церкви с ее могущественными епископами и сетью диоцезов, построенной на основе прежней муниципальной администрации. И на западе, и на востоке в век кризиса влиятельные епископы часто принимали на себя роль городских магистратов. Существовавшее некогда географическое и административное единство понемногу исчезло — но оставило богатое наследство древней цивилизации, которое сохранилось и до наших дней.
Другая крайность была такова: римско-британские общины, всегда составлявшие абсолютное меньшинство в этой периферийной провинции, где латинская культура так и не пустила глубокие корни, пережили настоящие темные времена. После ухода последних частей армии, оставивших Британию совершенно беззащитной, англы, саксы и юты постепенно захватили юго-восточную часть острова, перерезав последние тонкие ниточки связи городов с континентальными территориями в Галлии; одновременно с севера и запада надвинулась новая волна угрозы. Были предприняты героические попытки организовать сопротивление исконного кельтского населения; возможно, города ждали, что римляне все же вернутся, нужно только продержаться некоторое время. Местные короли подняли головы и стали пытаться завербовать германцев в обмен на землю, что вскоре привело к катастрофе. Здесь едва ли можно говорить об оцивилизовывании захватчиков, смешении народов, тонкой дипломатии или престижных брачных союзах — речь идет лишь о нескончаемой вражде и войне между британцами и германцами, которая постепенно отодвигала границы кельтских земель вглубь острова, изолировала друг от друга общины и уничтожала последние крохи римского образа жизни. Британия обратилась в мешанину мелких эфемерных государств, междоусобная борьба которых практически не оставила памяти о себе ни в хрониках, ни в археологических находках. Лишь несколько имен и ужасающие лаконичные записи созданных значительно позже Англосаксонских хроник позволяют нам мельком взглянуть на события тех времен:
Элла и Цисса осадили город Андериду [старый римский форт в Певенси]
и убили всех, кто там был, так что ни один бритт не спасся.
[343]
Но когда пошло на спад великое переселение народов, а империя гуннов рухнула, восточная Римская империя вновь набрала силу. Синтез греческой культуры, римского права и правительства, абсолютной монархии и православного христианства дал могучую, прочную цивилизацию, которая уже в следующем веке начала отвоевывать Италию, Иллирик и Африку. Благодаря государственным механизмам и социальной организации, созданным Диоклетианом и Константином, эта империя оставалась самым могущественным и самым передовым христианским государством вплоть до эпохи арабских завоеваний. К примеру, его фискальная система была несравненно более эффективна, чем любые задумки франкских королевств. В искаженной картине, которую дает Гиббон, вся история Византии предстает вырождением римских добродетелей в пороки Востока, деспотию и монашество. Однако что это за вырождение, которое позволяет противостоять многочисленным врагам, используя все доступные виды оружия, которое снова и снова возвращает себе утраченные провинции и активно распространяет свою религию, грамотность и стиль жизни среди своих соседей — гигантских славянских племен? Свидетельства культуры и художественное наследие Византии в изобилии сохранились в бесчисленных церквях Востока: в Греции, Сербии, Болгарии, России. О твердом намерении выжить красноречиво свидетельствуют монументальные двойные земляные стены Константинополя, крупнейшие городские укрепления за всю историю, о которые почти тысячу лет безрезультатно разбивались волны готов, гуннов, арабов и славян.