– Он ещё и угрожает мне, посмотрите на него, – продолжаю ворчать, подходя к нему ближе. – И вообще, если бы не вы, я бы прожила лет на пять дольше!
Кажется, незнакомец не совсем понимает, о чём я говорю, приходится пояснять:
– Вы вот знаете, что нервные потрясения сокращают жизнь, как минимум, на пару лет? А чем сильнее потрясение, тем больше этот срок.
Хочу добавить, что после прошлой ночи, состарилась едва ли не на добрый десяток лет, но не выходит – мужчина заливается искренним смехом. Можно даже сказать, заразительным, не будь я так зла, непременно рассмеялась бы в ответ.
– Поразительно, – выдыхает, наконец, когда веселье иссякает.
– Что тут поразительного, я вам правду говорю, а вы… – машу рукой и сажусь обратно в кресло. Бить мне его почему-то перехотелось, а больше причин стоять вот так рядом, задирая голову, чтобы рассмотреть его физиономию, у меня не находится.
Он вновь ухмыляется, но больше ничего не говорит. И то хлеб, если б ушёл, вообще хорошо бы стало.
Садится на корявую табуретку, которая под его весом жалобно кряхтит и невозмутимо выдаёт:
– Вкусно пахнет, – я пропускаю эти слова мимо ушей, и он продолжает: – не угостите?
Всё же этот человек сумасшедший.
Качаю головой и поднимаю руку, загибая поочерёдно пальцы:
– Пахнет не так уж и вкусно, это раз, а два… Хотя мне и хочется вас извести, чтобы больше на глаза не попадались, но не таким же варварским способом! С кухней у меня дела никогда не ладились, дядя Росм всегда сам готовил, сетуя на мою криворукость и на редкость отвратительный вкус приготовленной пищи. Мне проще крема наварить, чем сварганить приличную похлёбку.
Выдаю всё почти на одном дыхании и замолкаю, испугавшись собственной неуместной искренности. Сдались мои откровения сумасшедшему незнакомцу…
Но видимо сдались, раз он спустя пару мгновений вязкой тишины осторожно спрашивает:
– И что? Всё настолько безнадёжно?
Поднимаю глаза, окидываю удивлённым взглядом расположившегося рядом мужчину и в голове проносится флегматичная мысль: наше знакомство настолько странное, что расскажи я ему хоть всю свою родословную и о проказах, что успела учинить за неполные девятнадцать лет, не будет в этом ничего особенного. Так, разговор двух сумасшедших о том, о сём.
– Можете лично убедиться, – машу рукой в сторону кухни, где в чугунке сиротливо лежат пару картофелин, безнадёжно пригоревших ко дну.
Мужчина встаёт, уходит, гремит чем-то. На несколько минут в доме наступает тишина и я успеваю уже подумать, что благодаря моим кулинарным способностям избавилась от назойливого гостя, как он возвращается в комнату, неся в руке небольшую корзину.
– Это должно быть вкусно, – ставит плетёнку на табурет, сам же усаживается прямо на пол, сложив ноги крест на крест.
Я с недоумением и всё возрастающим удивлением смотрю на корзину. Запах, что она источает, заставляет желудок громко урчать, но, стыдиться этого я и не думаю. Да и было бы перед кем стыдиться-то.
– Должно быть или вкусно? – уточняю, скорее из вредности, чем действительно сомневаясь.
Мужчина усмехается, первым достаёт кусок пирога, что покоится на белой с золотой окаёмкой тарелке и впивается в него зубами. Жуёт, брезгливо морщась и выдаёт:
– М-м-м… Знаешь, как-то не очень. Ты лучше не ешь, а то мало ли…
Он ещё не успевает договорить, как я уже подрываюсь с кресла, беру в руки такую же тарелку, а к ней разом и запотевший стакан с ярко-красным морсом, и с довольным урчанием откусываю первый кусочек.
Какое же блаженство… Просто словами не передать, а слова, должна заметить, у меня всегда находились в достаточном количестве. Но сейчас, поди ж ты, растеряла все до единого. Вместе с осторожностью и чувством самосохранения. Благо, гость не стал убивать меня, и посягать на девичьи прелести – он тоже ел, наблюдая за мной со странной полуулыбкой. Впрочем, и этому я удивляться не стала, у странного человека и улыбка, вкупе с взглядом и поступками, тоже должна быть странной.
Задаться вопросом, где он взял корзину и её содержимое, решаю чуть позже. Не хочется размениваться по пустякам, пока представилась такая возможность – насладиться изумительным вкусом.
Правда, приходиться прерваться, потому что мужчина явно не желает сидеть в тишине.
– И как тебе столица?
С набитым ртом разговаривать не удобно, не прилично и опасно для здоровья. А потому я лишь развожу руками – пусть думает, что ему хочется.
Ещё хочется узнать, почему это он так непозволительно «тыкает» совершенно незнакомой девушке, тот факт, что прошлой ночью я назвала ему своё время, вовсе не отменяет элементарную вежливость. Я же не позволяю себе подобного, хотя можно считать, что после балясины, которой я его огрела, мы едва ли не родственники.
– А дом? – в его голосе проскальзывает излишняя заинтересованность, довольно настораживающая.
Я перестаю жевать и смотрю на него внимательно, пытаясь на невозмутимом лице отыскать хоть один ответ. Но тщетно. Уж что-что, а прятаться под масками этот человек умеет.
– А что дом? – отмахиваюсь якобы безразлично, пусть не думает, что я глупа, как пробка. – Не хуже и не лучше других. Вот приведу его в порядок, тогда вообще хорошо станет.
Судя по вспыхнувшему ярче пламени, особняк не очень-то согласен с моим определением, но тут уж ничего не попишешь. Разок предал меня, так пусть теперь молчит и проглатывает обидные слова.
– И Серый квартал не пугает? – решил зайти с другой стороны.
Тут лгать оказывается сложнее, потому что излишняя смелость, это конечно, хорошо, но…
– Пугает, – киваю серьёзно, без намёка на веселье. – Но я что-нибудь придумаю.
Последнее говорю скорее для себя, чем для странного гостя. Не испугал же меня мистер Шмот, вредненький дом и ночной гость, который вдруг решил, что может приходить каждый вечер без моего на то дозволения. Так и Серый квартал как-нибудь переживу.
– Маленькая храбрая фея, – пробормотал мужчина чуть слышно, и я предпочла пропустить мимо ушей его слова. Не то чтобы мне стало обидно, в его глазах я наверняка такая и есть – маленькая, глупая, бестолково-храбрая, – но… Просто промолчала. Для собственного спокойствия и уверенности, что не наговорю ничего лишнего.
После сытного и вкусного, что немаловажно, ужина, глаза стали слипаться. Пришлось повторить уже знакомую просьбу:
– Может вы уже пойдёте? – даже не пытаюсь юлить и быть вежливой. Нет, за корзину с божественной сдобой я ему безмерно благодарна, но не настолько, чтобы пожертвовать собственным сном.
– Уже? – усмехается, явно издеваясь.
– Угу, – подтверждаю, прикрывая рот ладошкой.
– Так и быть, пойду, – поднимается с пола, отвешивает шутливый поклон и направляется в сторону кухни.
