Киллер провел рукой по моей открытой руке, словно очерчивая дорожку жизни по бьющейся вене. И от этого медленного, странного жеста, у меня подкосились ноги. Я даже открыла рот — перестало хватать воздуха в легких. Дикое напряжение заискрило так, что еще немного — и может случиться все, что угодно, от атомной войны до цунами.
Он сунул руку в карман и достал оттуда ключ от наручников, отстранился, сузил глаза, проверяя, оценивая мою будущую реакцию, и только потом отстегнул мои измученные руки.
Только я опустила их на кровать, как сразу почувствовала все прелести такого плена: будто миллион маленьких иголок начали колоть подушечки пальцев. Я застонала. Мужчина резко отпрянул, случайно чуть коснувшись моей щеки своей грудью, обтянутой майкой. От этого легкого прикосновения я на секунду забылась, и будто бы даже перестала чувствовать ужасающую боль, которая простреливала затёкшие мышцы.
Я тут же села на кровати, потирая сначала одну, потом вторую руку, чтобы кровь скорее начала пульсировать в обычном режиме. Оправила платье, такое нелепое своей вычурностью в этой темной странной комнате, и тут же чуть не вскрикнула от неожиданности: возле узкой кровати, на которой я лежала, аккуратно стояли мои босоножки. И на одной из них все также болталась пристегнутая накануне флешка. Сердце забилось чаще.
— Я хочу пить, — глядя снизу вверх на него, сощурилась я.
Он ничего не ответил, только продолжил наблюдать за моими движениями: как я растираю руки, шею, плечи, разгоняя кровь. Поняв, что от него не дождаться ничего, я встала, ощутив босыми ногами прохладу дощатого пола.
И тут же снова замерла. Мужчина рядом оказался даже больше, чем я предполагала. Ростом около двух метров, как сраный баскетболист, Луна мне в том свидетель. И все эти мышцы под майкой, которые опасно бугрились и играли, будто проживая собственную жизнь явно показывали мне, что просто так от него не сбежать.
Несмотря на страх, я все равно дернула льва за усы:
— В следующий раз тебе нужно лучше продумать похищение. Ни еды, ни воды. Ты как собрался заботиться о похищенных?
Его реакция оказалась предсказуемой: он только скептически надломил одну бровь.
— А я не собираюсь о них заботиться, — вдруг прогудел он своим низким хрипловатым голосом. — Зачем заботиться о мертвых?
Алекс
Амалия пришла в себя на удивление быстро, хотя, может быть, оборотни легче переносят наркотики такого рода, не знаю. И, как только она открыла свои глаза, сразу начала вести себя как обычная снобка, зарвавшаяся сучка. По ее лицу было видно, что девушка только и ждет момента, чтобы раздавать команды. Меня сначала это рассмешило, а потом здорово разозлило.
Было видно: она — настоящая Блэквуд, привыкшая к деньгам, дорогим машинам, комфорту, поклонению и тому, что перед нею лебезят, стараясь выполнить все ее малейшие прихоти.
Поэтому сначала я даже решил оставить ее прикованной к постели до того самого момента, как приедут парни, но как только она открыла глаза, поморщилась от боли в руках, как, сам не понимаю почему, но сначала решил удовлетворить ее базовые потребности.
В какой-то момент, дотронувшись до нее, я почувствовал, как теряю контроль, как будто земля уходит из-под моих ног. Еще чуть-чуть, и я бы сорвался, задрал ее платье, впился губами, зубами, в ее нежную кожу, оставляя отметины.
И в этом бы не было ничего такого из ряда вон — потому что она была женщиной, подстилкой моего врага, и, в общем — то, насилие я и планировал, хоть и не от себя. И почувствовав на себе ее взгляд, странный, тяжелый, решил: еще не время.
Если я наиграюсь сейчас с ней до того, как в этом доме на краю леса соберутся другие оборотни, тогда эффект будет совсем другим. Не таким впечатляющим для Клауда, а я хотел, чтобы все было красиво, как по нотам. Чистая красота взамен за невинную кровь.
— Я хочу пить, — прохрипела Амалия. От ее голоса у меня внутри снова что-то екнуло, как тогда, в доме Клауда, когда мы впервые с ней столкнулись нос к носу возле женского туалета.
Она начала растирать затекшие от долгого плена руки и плечи, и едва не стонала от удовольствия, когда кровь скорее бежала по венам, даря облегчение. У меня внутри все засвербело.
Черт, она явно не хочет сделать мое нахождение здесь проще!
А как только девушка встала, платье распрямилось и опало красными волнами в пол, я тут же вспомнил, что под ним ничего нет.
— В следующий раз тебе нужно лучше продумать похищение. Ни еды, ни воды. Ты как собрался заботиться о похищенных?
Пф…даже сейчас, понимая, что ей грозит смерть, она не теряла присутствия духа и продолжала дерзить. Да уж, нелегко Клауду пришлось с такой женой!
— А я не собираюсь о них заботиться. Зачем заботиться о мертвых? — ответил и увидел, как ее зрачки расширились от страха. Будет знать, как играть на моих нервах.
Я открыл перед ней дверь в маленький закуток в гардеробной, в которой поставил биотуалет и ведро с водой до того, как она проснулась. У меня не было времени обдумать, в каких условиях я буду содержать пленницу, но я точно не собирался ее держать здесь живой долго. У меня для нее было приготовлено только одно дело, с которым она должна была справиться — первое и последнее в ее жизни.
Как только Амалия увидела, что она оказалась не в туалетной комнате, где могли быть окна, чтобы сбежать, то чуть не закричала от злости на весь дом. Она даже напряглась, чтобы перевоплотиться, но у нее ничего не вышло: наркотик все еще гулял в ее крови, и до того, как он полностью выйдет, у меня было около десяти часов.
Достаточно большой промежуток времени.
Девушка сжалась от страха. Она явно находилась в замешательстве — никак не могла понять, почему перевоплощение не получается. А тут еще новость: план побега сгорел синим пламенем. В гардеробной не было даже намека на окно. Все было обито деревом, и дверь была только одна: та, которую я открыл перед ней. Глядя на ее вдруг сгорбившуюся спину, я испытал огромное удовлетворение — будешь знать своё место!
Она вошла внутрь, и, увидев, что я пристально наблюдаю, распрямила плечи:
— Ты собираешься составить мне компанию? Или ты из вуайеристов? (прим.: те, кто любит подглядывать).
Я резко захлопнул дверь.
— У меня другая фамилия, — буркнул в ответ.
Она зло расхохоталась. Кажется, я ответил не так, как нужно.
Прислушиваться к тому, что она делала внутри этого маленького помещения, не было нужды. Сбежать оттуда было нельзя. Я убрал все лишние предметы, которые так или иначе могли ей помочь при побеге, не оставив ничего колюще- режущего.
Не было даже расчески, не говоря уже о зеркалах, которые можно разбить; шпильках, которые можно воткнуть в глаз; кусков веревки, которыми можно было задушить противника. Хотя не ей тягаться со мной силами. И дураку ясно, кто выйдет победителем из любой потасовки.
