Я сделала шаг назад, ступая босыми ногами по дощатому полу.
Что же сейчас будет?
Что он сделает со мной?
Мое сердце трепыхалось, билось усиленно, и я чувствовала, прижимая к груди кулак, в котором все еще был зажат верх платья, что еще немного, и оно выпрыгнет наружу.
Он медленно моргнул, будто бы согласно кивая на мои невысказанные мысли, и продолжил свое наступление: тихо, опасно.
Я сглотнула. Вздохнула, и вдруг затараторила, переходя на ультразвук:
— Пожалуйста! Пожалуйста! Давай поговорим! Мы можем договориться!
Он встал передо мной, оказавшись так близко, что я почувствовала движение его длинных ресниц, когда он опустил глаза, с интересом разглядывая мой кулак на груди.
На секунду все словно замерло вокруг нас. Если и до этого было тихо, не было слышно ни человеческих голосов, ни движения машин, то сейчас мы будто оказались под звуконепроницаемым колпаком. Только кровь отчаянно бухала в ушах.
Я задержала дыхание. Зажмурилась.
И тут он резко, быстро, ухватился за ворот моего платья и рванул ткань вниз. От его напора платье пошло по шву, раскрываясь, будто цветок на видео в ускоренной перемотке. Тут же моя рука повисла в воздухе, все также сжимая концы банта, который уже не держал ничего. Платье распалось на две части, опав к нашим ногам. Я широко открыла глаза и завизжала, что есть мочи.
В этом крике было все: страх, предупреждение, мольба о помощи.
Но никто мне не помог, из глубины дома никто не откликнулся. Похититель резко притянул меня к себе, развернув спиной, прижал к стальной груди. Одной рукой зажал мне рот, но, как я ни пыталась, никак не могла укусить его твердую ладонь. Второй рукой он удерживал меня поперек живота.
Я начала брыкаться и извиваться, сражаясь за свою жизнь, как бешенная лиса, как змея, которую вытащили из норы. Но мужская хватка оказалась стальной и оттого страшной: обычный человек не смог бы удержать оборотницу в истерике.
Мои ребра буквально трещали от его захвата, но я никак не могла поменять положение тела, чтобы хоть на немного ослабить его хватку. Замок куртки неприятно впивался в голую спину, царапал до крови, пряжка джинс задевала копчик и обжигала холодом.
Вся эта безрезультатная борьба могла бы продолжаться долго, если бы мужчина, не потеряв терпение, не прошипел мне в ухо:
— Прекрати. Иначе я убью тебя прямо сейчас.
Словно в подтверждение своих слов он сильнее прижал меня к себе, от чего из груди толчком вышли остатки крика вместе с воздухом.
Я обмякла в его захвате и тут же сделала страшное открытие: эта потасовка возбудила моего похитителя. Между ягодиц практически встал обтянутый джинсами его тугой член, довольно внушительного размера. Я сжалась от страха, от чего все тело напряглось до невозможности.
— Вот и правильно, — снова шепнул он мне в ухо. — Не ори, голова раскалывается.
Я кивнула согласно, давая понять, что больше не сделаю подобных попыток.
Он втянул воздух сквозь зубы, и буквально толкнулся мне в попу, выдавая свое недвусмысленное желание. Медленно убрал руку от моего рта, и я еле сдержалась, чтобы не впиться в ладонь зубами, чтобы доставить ему такую же боль, как и он мне.
Мужчина, не раздумывая долго, положил руку мне на грудь и немного сдавил ее. А потом зажал между пальцев сосок и чуть-чуть покрутил, оттягивая вниз. Мне резко перестало хватать воздуха, легкие будто налились свинцом, хотя воздух в комнате был прохладным и свежим. Что-то темное будто встало перед глазами, и руки стали горячими, ладони обожгло несуществующим огнем, будто я их в костер засунула.
Рукав куртки больно впился в живот, но даже эта боль не отрезвила меня. Я чувствовала дрожь во всем теле, а это значит, что ЭТО подступало, и должно было скоро начаться.
Черт, черт. Мне срочно надо выбираться из лап этого безумного Джека-потрошителя. Иначе…
Алекс
Оказавшись в маленькой комнате в одиночестве, Амалия будто пришла в себя. Я слушал, как она ходит из угла в угол маленькой комнатенки и пытается воззвать к своей внутренней волчице, но безрезультатно. Хотя, на самом деле, даже если бы она смогла перевоплотиться, это бы ей никак не помогло — я успел увести ее довольно далеко от города, туда, где никто нас не смог бы найти достаточно долгое время.
Это я знал очень хорошо — какое-то время дом был моим, пока я приходил в себя. Лесник переселил меня сюда, чтобы я смог спокойно прочувствовать свою связь с природой, лесом, внутренним зверем.
Никто бы и не подумал, что в лесу можно безнаказанно прятать самое дорогое, что есть у второго по значимости человека в городе — его дражайшую супругу.
Я услышал, как она остановилась, и я понял, что делает эта девушка. Она придумывает, как сможет обхитрить меня. Понимает, что ей нужно бежать, до того, как я начну претворять в действие свой план. Чувствует это на подкорке своего звериного обличия, а инстинкт кричит: беги, спасайся.
Дверь распахивается, и Амалия выходит из комнаты. В глазах горит решимость и спокойствие, насколько можно их сохранять в такой ситуации, когда тебя обложили неприятности со всех сторон. Да уж, силы воли этой волчице не занимать. Тем слаще будет ее нагибать, на самом деле.
Я делаю то, чему сам немного удивлен: продолжаю с ней пикироваться, а сам приближаюсь к ней настолько близко, что стираю все интимные границы: чувствую, как она дышит, и это почему-то заводит невероятно.
Не хочу начинать свою расправу так рано, мозгом понимаю, что нужно потянуть время и уже потом оторваться на всю катушку, если уж так припрет, но почему-то прямо сейчас, в такой близости, единственное, что хочу, это поднять ее платье, раздвинуть ноги и войти в нее резко, глубоко, а потом вколачиваться так часто, чтобы выпустить на волю всех своих демонов, которые скребутся из темноты души.
Хочу смять ее тело, подчинить себе, хочу хлестать по заднице, слушая отзвуки шлепков, хочу взять ее лицо одной рукой так, чтобы она открыла рот, и, входя на всю длину члена в нее, видеть, как глаза наполняются страхом, мольбой и ужасом от понимания того, что ее ждет ДАЛЬШЕ.
И только эта мысль оформляется в моем взгляде на нее, как девчонка, верно считав ее, тут же делает попытку к побегу.
Наивная! Она думает, что сможет сбежать от меня, — меня, настоящего волка, не скованного никакой наркотой, свободного, сильного, практически здорового! Да никакая волчица не сможет сбежать от матерого хищника, и мне это наглядно доказали, тогда… в ту самую Ночь Справедливости…
Как только ее кроваво-красное платье скрывается за поворотом, я слышу, как она достигает лестницы, мне становится дико смешно. Смех распирает, рвется из груди, стучит в висках. Глаза наполняет тьма из боли, и зверского желания догнать добычу, которая посмела сбежать и решила, что сможет обогнать меня.
