Амалия
Я соскользнула на пол возле кровати и уткнулась лицом в простынь. Мне было так плохо, как не было очень давно, и поэтому после того, как с хлопком закрылась дверь, будто бы прорвало дамбу: слезы лились без остановки, снося все на своем пути, и мне казалось, что я попала в бушующее море.
То, что он увидел, было самым страшным, самым запредельным моим секретом. Никто не знал, что за жизнь идет за дверьми респектабельного дома, который принадлежал Клауду. Никто и не должен был этого узнать. И поэтому сейчас на меня волнами накатывало жуткое, запредельное унижение, которое было моим постоянным спутником.
Мой похититель стал тем, кто увидел это клеймо несчастной женщины, уставшей любовницы, ненужной жены. И он все понял. Он сразу осознал, КТО это сделал, и сразу почувствовал, что это может означать.
Вообще вся эта ситуация, все это напряжение между нами… Оно неожиданно сильно выстрелило.
На самом деле, я так хотела его в тот момент, его поцелуи просто снесли мне крышу. Невероятное чувство возбуждения подбрасывало меня в воздух, будто бы пропуская по телу электричество.
Я жутко хотела этого невозможного, сексуального мужчину. Его поцелуй был пропитан бушующей страстью и злостью, жаром и яростью, и я хотела попасть в ловушку дикого шторма смятения.
Мне нужно было, чтобы он обрушился на меня, поглотил и вытащил.
Казалось, именно в тот момент поцелуя, что таким образом мы помогаем друг другу почувствовать себя живыми, будто рассеиваем тьму вокруг.
Скорее всего, мы с этим человеком были противоположностями в жизни, но в том, как мы ощущали боль, что за истории нас связывали, мы были одинаковыми.
Две сломленные половинки, которые, казалось, подходят друг другу своим извращенным способом.
На самом деле все равно, что я была замужем, носила кольцо. История моего замужества — это история боли и страха, можно сказать, что все это время я провела в тюрьме, лишенная эмоций. И потому так легко сорвалась сейчас под натиском мужчины. В этом накале чувств я пила страсть и утоляла голод, будила свои инстинкты и наполняла себя каким-то удивительно теплым чувством.
В один момент слабости, беззастенчивого блаженства, я сдалась утонченной разрушающей силе поцелуя с моим похитителем.
Вспомнив до самых мелочей его поцелуй, я прикоснулась пальцами к губам, провела по их шершавой поверхности и покраснела. Даже сейчас, зная, что он видел мою страшную татуировку, я думала о том, что хотела бы принадлежать ему в то самое короткое мгновение, и дала бы больше, чем он попросил.
Этот мужчина был словно высококачественное, созданное вручную лезвие — тонкая работа, прекрасная и опасная достаточно, чтобы порезать меня до кости, если я буду вести себя неосторожно.
Это жутко пугало, но именно эта мысль выворачивала мои внутренности наизнанку. И дело было не в том, что приближалась течка, время оплодотворения, когда я буду выть от боли, а в том, что именно он, похититель, обходился со мной лучше, чем законный муж.
В тот вечер Клауд запретил мне надевать белье под платье. И даже сам несколько раз проверил — выполнила ли я его задание. К нам на ужин пришел человек, но муж ни разу не обмолвился, кто он такой и что ему нужно, весь вечер они разговаривали на ничего не значащие темы.
Ник оглядывался на меня, пытался втянуть в диалог, но я только улыбалась, и то — мимо. Чтобы никто не мог заподозрить меня в том, что я пытаюсь флиртовать или строю глазки, или вообще пытаюсь подать какой-то знак этому незнакомцу.
Как только ужин закончился, мы перешли в кабинет к Клауду. И тут вдруг что-то переменилось. Он резко подхватил меня за руку и подвел к Нику.
— Нравится тебе моя жена? — вдруг спросил он с нехорошей улыбкой. Я вся сжалась от страха, стараясь не думать о том, что может последовать за его словами.
— Красивая девушка, — ответил Ник, облизнувшись.
— Ты весь вечер не отводишь глаз от нее, мы все это заметили. — Я мысленно воззвала к Луне, чтобы он перестал говорить с нами или вмешалось провидение.
Клауд говорил медленно, размеренно роняя слова.
— Ты думал: есть ли что-то у нее под платьем, правда? — улыбнулся он, и этот оскал не сказал мне ничего хорошего.
Ник ничего не ответил, только метнул взгляд в мою сторону.
— А я тебе скажу: весь день она щеголяла без трусиков, — продолжил Клауд. — И это очень сладкое зрелище! Хочешь посмотреть?
Ник сглотнул, а я сжалась и зажмурила глаза. Противостоять такой глыбе, как Клауд, было невозможно.
— Нет, Клауд, нет, — запищала я. — Прошу тебя…
Но мои слова не казались ему чем-то настоящим, он и не собирался слушать или смотреть в мою сторону.
Ник смотрел не отрываясь, на меня, но не поднимал глаз от талии. И это говорило вместо тысячи слов. Я закрыла глаза и представила себе, что нахожусь далеко отсюда, и это не я стою сейчас перед незнакомым мужиком, который разглядывает мое тело. Не мое тело будет демонстрироваться собственным мужем — психопатом другому человеку…
— Ее киска всегда влажная, красивая и очень, очень возбуждающая. Думаю, ты сразу ее захочешь! — воскликнул Клауд и резко задрал мое платье до талии, обнажив бедра. Я свела ноги вместе, попыталась вырваться, прикрыться, но Клауд ухватил меня за руки и поставил прямо перед собой.
— Я даже скажу тебе больше: ты можешь попробовать ее на вкус, — в его голосе не было юмора, он говорил серьезно, и Ник это тоже понял. Он внимательно посмотрел на Клауда, дождался его кивка и подошел ко мне. Я пыталась отстраниться, но, сжатая тисками, могла только протяжно пищать. Но после того, как Клауд тряхнул меня так, что голова чуть не отвалилась, тут же прекратила делать и это.
Ник упал передо мной на колени, а Клауд продолжал держать.
— Поцелуй ее там, Ник. Посмотри, какая она сладкая, какая аппетитная. Держу пари, такой киски ты не видел никогда. Она гладкая, вкусная, как фрукт, можешь ею насладиться.
И мужчина, как завороженный, действительно ухватился своими руками за мой зад, чтобы было удобнее, и погрузил свое лицо мне в промежности. Едва он выпустил на волю свой язык, я чуть не завыла. Он вылизывал и трахал меня языком, мыча от удовольствия, а я стояла как замороженная, чувствуя спиной стальные мускулы Клауда. Мистер Блэквуд мог быть убедительным, когда этого хотел.
Он никак не мог насытиться, и мне уже казалось, что эта нелепая пытка продолжается не один час, будто бы прошла вечность с той минуты, как мы вошли в кабинет.
Наконец, Клауд отпустил мои руки, и я отпрянула от мужчин. Тут же забилась в угол кресла, боясь сбежать из комнаты, чтобы не спровоцировать мужа на еще большее безумство.
— Ну что, понравилась тебе моя шкура? — спросил он у Ника. Тот закивал головой, и глаза его масляно заблестели: должно быть, он решил. Что сейчас ему позволят еще больше, чем он уже успел урвать.
