Скорее всего, это еще одна из татуировок от Клауда, но выжженная не на теле, а на душе.
От мыслей о нем мои кулаки сжались, а тело напряглось. Почувствовав это, Амалия начала ворочаться, и я снова погладил ее руки и бедро. А потом укрыл одеялом, которое лежало в изголовье кровати. Вдохнув аромат моего тела, она улыбнулась с закрытыми глазами и продолжила свой спокойный сон.
Алекс
То, что сейчас произошло между нами — это было не просто спасением волчицы от течки. Это было настоящее чудо. Никогда прежде я не испытывал такого возбуждения — с примесью нежности, горчинкой тепла, толикой боли и невероятным признанием.
У нас в деревне говорили о том, что истинную пару можно легко распознать по тому, что над ней или над ним разливается голубоватое сияние. Мои друзья — близнецы видели такое, но я — никогда.
Но сейчас, вдыхая аромат Амалии, удивительный запах, настоящий, открытый, раскрытый, как духи на теплой коже, я подумал вдруг, что истинную пару можно осознать и по запаху.
Потому что то, как она сдалась мне, как доверилась, как пошла на поводу у своего желания говорило о многом.
И теперь мне казалась кощунственной сама мысль о том, что она, эта удивительная, хрупкая волчица, может принадлежать кому-то другому. Как я мог придумать этот тупой план, в котором пятеро парней могли делать с ней все, что захотят? Как?
Я оглаживал ее плечо, и мне было тепло и радостно на душе от того, что я вижу. Впервые за много, много лет.
Меня нашли спустя два дня все также привязанным к дереву. От рук и ног почти ничего не осталось — они были искромсаны о проволоку в мясо. Я выл и стонал, не понимая, где сон, а где явь. Тогда судебный врач решил, что я помешался, и вколол мне ударную дозу наркотика. И я практически потерял связь с реальностью, осознав, что жив и свободен, а Сара — нет.
Меня признали виновным. Решив, что это я собственными руками истязал свою жену, поскольку на ней были найдены мои отпечатки следов, волос и следы моей спермы. Следов присутствия двух других волков будто бы и не было.
Я мало что понимал: на сознание будто опустилась мутная пелена, через которую не могло продраться ничего живое. Я видел только обрывки снов — тех, в которых был вместе с Сарой, тех, в которых мы вместе с ней бежали из нашей деревни.
В тот момент, когда оглашали приговор, я все время думал отстраненно: о каком теле они все говорят? Кого они имеют в виду? И только потом, когда суду были продемонстрированы в очередной раз фотографии с места событий, я вдруг будто очнулся.
Увидел в первом ряду одного из волков — первого. Он смотрел прямо на меня, не мигая, будто проверяя: узнаю ли я его или нет. Я узнал. И тут же рванул к нему, огрызаясь и пытаясь превратиться в волка, чтобы сразиться с этим ничтожеством, с этим отрепьем прямо там, в зале суда.
Но ничего не вышло: мне в очередной раз вкололи наркоту и я снова впал в это сомнамбулистическое состояние. И согласился с приговором суда. И кивал, и подписывал документы.
А потом, оказавшись в клетке, моим главным другом и первым врагом стал тюремный врач. Он не щадя щедрою рукой прописывал мне транквилизаторы.
Я бы сгнил там, в этой ужасной клетке, один, под воздействием транков подкупного врача. Сгнил и никогда не вышел на свободу, хоть эта свобода и не была мне особенно нужна.
Если бы не Провидение.
Когда меня впервые вызвали из клетки, я не понял ничего, впрочем, как обычно. Тюремщик, который вел меня в другую комнату, сам был удивлен.
— Эй, Алекс, у тебя впервые свидание за два почти года. Ты понимаешь, о чем я толкую? — усмехнулся он.
Я даже не повернул головы на его голос — настолько были убиты инстинкты, снижена реакция.
И только оказавшись в небольшом кабинете, где проводились встречи заключенных с родными и близкими, я, кажется, впервые выглянул из своей раковины. Ко мне на встречу пришел совершенно не знакомый мне человек. Пожилой мужчина с заостренными чертами лица, красными глазами. Сущность волка в нем выдавал только внимательный взгляд.
— Алекс, — мягко сказал он в телефонную трубку, через которую мы должны были общаться. — пришло время выйти тебе из тюрьмы на свободу. Ты нужен там, на воле.
— Кто ты? — еле ворочая языком, как и своим сознанием, выдал я.
— Я — лесник, — сказал он. — И я знаю, что ты не виновен. К сожалению, у меня нет доказательств против того, кого подозреваю, но зато у меня есть доказательства твоей невиновности!
Я кивнул. Хотя, честно говоря, в тот момент я вообще ничего не понимал. И еще очень долго не мог осознать до конца, что происходит вокруг меня.
И только спустя два месяца, когда вся наркота вышла из организма, я, наконец, смог разглядеть своего спасителя — Лесника. Оборотня без имени, семьи, который имел только одну цель — уничтожить Клауда Блэквуда, советника мэра. И ведомый этой целью он вышел на меня, для того, чтобы спасти.
Спасти из лап подкупленного правосудия, но оставить меня наедине с самим собой и моей собственной тьмой. И это медленно, но верно убивало меня до тех пор, пока я не стал достаточно вменяем, силен, для того, чтобы пойти войной на это исчадие ада.
Алекс
Я осторожно положил ее руку на кровать. Натянул джинсы и спустился вниз, на первый этаж. Открыл холодильник и достал яйца с молоком. Взбил венчиком продукты, вылил смесь на нагревшуюся сковороду.
Все эти простые, медленные движения отвлекали меня от той, что была наверху. От Амалии. Амалии Блеквуд. Жены моего врага.
Я пропитался ее ароматом, и чувствовал, что если повернуться резко, то можно будет уловить шлейф ее тонких духов, как если бы она была рядом.
Сейчас в ней бурлило все самое таинственное, сокровенное. И это привлекало меня.
Женское начало всегда было провоцирующим, всегда зовущим и всегда загадочным. Таинство будущего оплодотворения — это движущая сила природы и она всегда находилась под неким покровом, скрывающим и, в то же время, приоткрывающим суть жизни как таковой.
Я впервые ощущал это чувство единения, когда был на одной волне с волчицей. С Сарой я такого никогда не испытывал, и эта мысль заставляла чувствовать себя виноватым. Потому что прямо сейчас, на сравнительно большом расстоянии от Амалии мне казалось, что я предаю Сару, изменяю ей.
Готовый омлет я выложил в тарелку, добавил к нему сок в упаковке тетрапак, какие-то фрукты и отнес наверх. Она все еще спала, утомленная. Ее сон был очень глубоким: она действительно тяжело переживала свое состояние, которое волчицы обычно переносят гораздо легче. Сейчас же Амалия была расслаблена, получив дозу гормонов, вкусив удовольствие. Видимо, она впервые переживает течку таким образом. Вернее, так, как и нужно — с волком рядом, который должен заботиться о ней. Я поправил на ней сползшее одеяло и резко вышел вон из комнаты. Не хватало еще смотреть, как она спит.
