Уворачиваюсь, отбиваюсь лапами, работая как отбойный молоток, отпускаю челюсть из смертельного захвата — нога врага ни к чему, мне нужно его сердце. Мне нужна его глотка!
Мелькают лапы, хвост бьет по глазам, пытаясь ослепить. Но я не сдаюсь.
Моего запала злости хватит на весь город. На весь мир.
Я прихлопну эту собаку, не оставив от него и мокрого места, сожгу все его кости и на этом месте закурю сигару! Блять, только достать бы его артерию, пустить кровь, столько крови, чтобы она залила весь чертов пол этой хибары!
Он откидывает меня от себя и я лечу на стену.
Удар такой силы, что выбивает дух из легких, но зато дает пару секунд для того, чтобы оглядеться.
Черный волк стоит между мной и Амалией, что воет, пытаясь обратиться в волчицу, и рычит на меня, обнажая клыки, с которых капает слюна вперемешку с кровью.
Ах ты блять, да он ее защищает! Он, выродок, последний щенок помета, защищает ее.
Я принюхиваюсь и чувствую, что мой знак волчонком снаружи выполнен: он поджог спичку и дом постепенно начинает заходиться огнем.
Тут же оглядываюсь, тяжело дыша сквозь клыки, на черную тень сбоку. Сук@, не может быть. Это Лесник. Это тот самый волк, что охраняет часть леса, сделав ее свободной зоной для оборотней — такая себе внешняя полиция. Лесник, который всегда держит нейтралитет, и если и творит какие-то делишки, то всегда чужими руками, вернее, лапами.
Райтер, заметив его, делает угрожающий шаг в мою сторону, пропуская человека к Амалии.
Недоумевать нет времени: я кидаюсь на Лесника, но этот хренов Алекс откидывает меня, вцепившись пастью в бок.
Я снова на четверых лапах, вижу, что у того хромает левая нога, и целюсь в нее, чтобы добить, сделав так, чтобы боль накатывала на него снова и снова.
В это время Лесник освобождает Ами и пытается вынести ее из подвала на руках.
Что? Нет! Хрена тебе!
Я сказал, что она помрет тут, как подзаборная шавка, значит, так оно и будет!
Рвусь вперед, но Алекс припадает на мою грудь, давит и щелкает пастью в опасной близости от моего горла.
Лежа спиной на полу, резко перевоплощаюсь и хватаю мёртвой хваткой руками его за уши, тяну вниз, и сам начинаю душить его.
Глаза закатываются, а я, маневрируя на границе между его клыками, пытаюсь что-то сделать с Ами, но не успеваю: черный человек, этот сукин сын, Лесник, поднимает ее наверх и выносит из подвала.
Дом уже нешуточно горит — языки пламени прорываются внутрь подвала, а это значит, что мне нужно поторапливаться.
И тут вдруг Алекс перевоплощается в человека. Мои руки соскальзывают с его горла, потому что она резко теряет шерсть, и я ловлю воздух, теряя преимущество в драке.
Он пользуется замешательством: хватает меня, подбрасывает вверх, и я приземляюсь практически рядом с тем местом, где только что была привязана Амалия.
Алекс встает в полный рост и подходит ко мне, уверенный в своей победе. Он тоже чует огонь, он тоже знает, что двоим нам не выбраться из этого склепа.
Но он не знает одного: я нащупал рукой нож, выполненный таким образом, чтобы можно было пускать кровь человеку и оборотню, держа его на границе между жизнью и смертью одним только прикосновением. И я отлично опробовал его на Ами. Пусть Лесник тащит ее куда хочет, ей осталось жить не больше часа — такие шрамы просто так не затянутся, а над их количеством я поработал хорошо.
— Наконец-то я вижу тебя на полу, сукин сын, — хрипит Алекс, ковыляя ко мне. Я вижу, что он выглядит не лучше меня: нога явно прострелена в нескольких местах, кровь струится из раны на плече, боку, на бедре мясо скручено горстью. Возможно, там виднеется кость.
Ха, он думает, что победил? Как бы не так.
Делаю обманное движение рукой, а сам набрасываюсь на него снизу, как кобра, и щелкаю замком ошейника на горле.
Алекс
Воздух в комнате потяжелел от напряжения, и, когда дым начал заполнять легкие, кашель вырвался из груди, заставляя адреналин пульсировать по венам от ужасного ощущения, что ни один из нас не выберется отсюда живым.
Я дернулся, но железная цепь крепко держала за шею, не давая подняться во весь рост или сделать так, чтобы можно было приложить этого чертового ублюдка об пол. Все тело от резкого движения прошила тупая боль — в моем теле было столько ран и отверстий за сегодняшний день, сколько не было никогда. Нога, кажется, совершенно отказывалась служить — она была нашпиговала свинцом из автомата того охранника, которого я разорвал последним.
— Да я только сейчас узнал тебя, оборотень! — рассмеялся, вставая во весь рост надо мной Клауд.
За его смехом я видел боль: он еле шевелился. Его рука была сломана, не все ребра целы, клок мяса от моего укуса на боку свисал жалко и страшно. Я ухмыльнулся. Отличная работа.
— Узнал тебя, — продолжил он, и поиграл ножом прямо перед моим носом. Нож был все еще мокрым от крови Амалии, и это повлияло на меня как удар тока. Я дернулся к психопату, но тот только рассмеялся — чертова балка не давала мне двинуться и на миллиметр.
Я схватился руками за ошейник, пытаясь разорвать его, но только потом понял, что нужно нажать на какую-то секретную кнопку — ту, благодаря которой Лесник спас Амалию. Хвала Луне, он решил не оставаться в этот раз в стороне и вытащил мою девочку из этого ада. Хотя, судя по тому, сколько крови осталось на полу, на ноже, не уверен, что она сможет выкарабкаться…
— Узнал, вспомнил. Причем только сейчас, когда увидел твою рожу в той же позе, что и два года назад. Ха, как причудлива Луна! Все повторяется. Тогда ты точно также был привязан к дереву, и точно также помирал за волчицу.
Он попытался сделать пару шагов вперед, но не смог, и сел на пол, облокотившись на стену. Тусклый свет от оранжевой лампочки стал еще хуже: пожар, который трещал наверху, над нами, производит слишком много дыма, и он уже начал не просто вползать в подвал, а практически выкуривать всех отсюда.
— Как мне было сладко трахать твою жену, Алекс! Как она хорошо стонала от боли и злости!
Я взревел, чувствуя невероятную ярость и боль. Они волной окатили мое сознание, больное, темное, нервное. Кровь проступила на шее — внутренний волк рванулся наружу, и железо впилось страшными шипами, пытаясь задушить.
— Тогда, после ее смерти, была объявлена первая Ночь Справедливости. Ты знаешь, как я оформил ее труп? Как наркоманку, которая производила наркоту и продавала ее оборотням и людям. Совершенно случайно вышли с Ларсом на нее — она делала какую-то косметическую херню, но я решил лично проверить, что за байда творится в городе, который ДОЛЖЕН был стать однажды моим.
Легкие Клауда тоже не в порядке: дым заполняет пространство вокруг нас, я его практически не вижу, но зато треск от огня наверху стоит такой, что эти изливания сукиного сына почти не слышны.
