— Приехал, думали — человек. Ларс только пощупал ее попку, а она вдруг стала волчицей и помчалась в лес. Мы не ожидали такого. Запаха оборотня не было даже близко! Это теперь мне понятно, что она делала: такое средство, да, чтобы спрятать этот запах?
— Суууукааааа… Клаууууд!!! — ору я из последних сил сдерживая волка. Оборотень рвется наружу, и потому полностью заполняет ошейник. Если бы я смог успокоиться, то нащупал бы эту тайную кнопку, но, блять, как это сделать, когда все железо наполнено моим кровоточащим мясом…
— Отлично потрахались тогда, это точно. Вообще я люблю, когда на двоих. А вот Амалию натянуть на два не успел как-то.
От этих слов у меня еще больше темнеет в глазах. Тьма настигает, закрывает сознание, мысли, чувства. Я совсем уже отупел от адреналина.
— Не знал, что ты вышел. Значит Ларс, отморозок, плохо отработал свои деньги, — Клауд вытягивает ноги вперед и еле шевелит рукой.
— Ты вообще меня достал, Рейтер, — вдруг говорит он громче. — Нахер ты забрал Ами? Хотел отомстить также, как я поступил с тобой? Так знаешь, что, — он вдруг подается вперед и глаза его горят нехорошим, больным блеском. — Ты отомстил мне хуже. Эта дрянь пропала с компроматом, и сумела — таки им воспользоваться. Теперь моя карьера, моя жизнь…пшик…
Он откровенничает, потому что понимает: нам осталось жить буквально несколько секунд. Выход из этого каменного мешка- подвала, завалило, и воздуха уже не хватает, чтобы связно мыслить, а он еще и убывает: ступени облизывает сильный огонь, сжирая остатки кислорода.
Из моего горла вырывается смех, похожий на карканье.
— Это сделал я. Ами…Ами… собирала компромат на тебя…Но… Она бы отправила его твоим же…волкам…И ничего не добилась бы… Я вовремя ее… выкрал…из твоего дома… Распорядился так, как нужно…
Клауд ударяет по полу ладонью. Но звук не резкий и звонкий, каким должен быть при ударе о дерево. Он глухой и мягкий. Значит, сил в нем не осталось вообще, он еле держится. И то, скорее всего, больше на силе духа…
Он запрокидывает голову наверх и начинает хохотать. Зло, истерически, глухо. А потом опускает голову и смотрит в упор на меня.
И тут вдруг я вижу, как из глубины подвала, из самого темного угла навстречу ко мне выходит Сара.
Алекс
И тут вдруг я вижу, как из глубины подвала, из самого темного угла навстречу ко мне выходит Сара. Она настолько не вписывается в окружающий меня ад, насколько это вообще возможно. Я зажмуриваю глаза, задержав дыхание, но, открыв их, точно осознаю: Сара стоит в своем тонком светлом платье и печально смотрит на меня.
— Алекс, — зовет она меня ровно и спокойно.
Я моргаю и смотрю на этот привет из настоящей жизни, не веря своему разуму.
— Алекс, — она протягивает руки в немой мольбе и я повинуюсь: выдыхаю воздух и смотрю только на нее. Глаза начинают слезиться, и дело совсем не в том, что едкий дым почти полностью покрыл подвал.
— Ты не настоящая, — вдруг говорю я вслух. — Мой ангел, ты — не настоящая.
Она печально вздыхает.
Клауд в своем углу делает попытку подняться по стене, и у него это почти выходит.
— Алекс, милый мой, пришло время тебе отпустить меня. Ты же знаешь, что я сейчас не здесь.
Киваю, а слезы текут по моему лицу, смешиваясь с кровью — первые слезы за всю мою жизнь.
— Я не здесь, но я всегда в твоем сердце, — тихо говорит она, но я слышу каждое ее слово. — Помни, что ты обещал мне. Ты должен быть счастлив. Со мной или без меня — это совершенно не важно. Ты ДОЛЖЕН жить и быть счастливым.
— Сара, — шепчу я, зову ее.
Но она качает головой:
— Месть — это не жизнь. Жизнь должна проходить в любви.
— Сара, — выдыхаю я, закашлявшись от дыма, который становится из серого черным. — Я не хочу ЗАБЫВАТЬ.
Она снова качает головой.
— Мой милый, не нужно забывать. Но нужно жить дальше.
Сара будто кивает своим мыслям и вдруг улыбается мне. Ее улыбка солнечным лучом прорезает мои глаза. Я не могу остановить свои слезы. Она была настоящей. Из плоти и крови, живой и здоровой, моя Сара, моя жена. Такие же светлые волосы средней длины, такие же тонкие руки и светлая кожа, родинка под коленкой.
— Нам нужно проститься, Алекс, — говорит Сара. — Пришло твое время. Прощай.
Я рычу и вою, оплакивая, прощаясь со своей женой, что всегда жила в моем сердце и моих мыслях. Но там, внутри меня, она была уже не такой, мысли о мести сместили все и изменили мою жизнь, судьбу и сознание. И сейчас, глядя на Сару, МОЮ САРУ, я понимаю, что давно уже начал ее забывать, подменяя свои воспоминания другими, страшными и болезненными. Но сейчас, прощаясь со мной, она делала все как всегда верно. Как всегда.
Моя мудрая и умная Сара.
Прощай.
— Эй, Алекс, — вдруг раздается из другого угла. Я перевожу болезненный взгляд туда, чувствуя, что стало чуть легче дышать. Клауд стоит, пошатываясь, практически передо мной, как демон — за ним раздувается пламя, разбухают змеями дымные кольца, потрескивает дерево.
Он кашляет, пытаясь говорить, даже машет перед собой рукой, разгоняя въедливый дым. И в ней мелькает тонким лунным серпом нож в бордовых разводах.
— Как причудливо все складывается. Но уже второй раз результат все тот же: твои бабы мертвы, ты ничего не можешь сделать. И сейчас пришла пора…нам проститься… — он закашливается, и я понимаю, что он харкает кровью. — Прощай, шкура!
И он выкидывает руку вперед. Нож, сверкая, разрезая тяжелый плотный воздух, летит прямо ко мне в объятия.
Амалия
Этот странный огромный оборотень держал меня, когда я, кашляя и постанывая от боли, пыталась вырваться из его рук. Я не могла смотреть, как догорает дом, в котором находился человек, которого я…которого я…
Успела полюбить…
— Нет, нет, нет, — шептали губы, но больше ничего не удавалось сделать, крик замирал в груди, опадал прошлогодними листьями на землю.
Оборотень ухватил меня поперек живота, чтобы я не могла вырваться и побежать прямо внутрь этого страшного костра, который пожирал, забирал с собой его жизнь.
— А — воздух толкнулся в сухое горло черным дымом..- лекс! А-лекс!
Его имя буквально выхаркивалось из легких, было невозможно тяжело оставаться в стороне. Я развернулась к оборотню, заглянула в его темное лицо и бросила:
— Отпустите! Меня! Если вы не можете спасти его, это сделаю я!
Он только сверкнул глазами.
— Сгоришь там, почем зря, — сказал хрипло, как человек, который явно разговаривал, напрягая свои голосовые связки, последний раз очень давно.
И мне оставалось только всхлипывать и дрожать, когда остатки самообладания покидали меня.
