С ужасающим ревом вдруг рухнула крыша. Скрежет и вой разнесся по всему лесу, покачнулась стена, но осталась стоять. Из окна вырвался столб пламени, выбив стекло. Вокруг стоял смрадный запах горящего дерева, пластика, бумаги. Внутри дома тоже все крошилось и рушилось: было слышно, как опадают полки, шкафы, какая-то мебель.
Вдруг там что-то звякнуло и будто ударилось об пол. В этот же момент из дома рвануло так, что практически выбило барабанные перепонки. Пламя понеслось ввысь, в стороны, опаляя жаром даже нас, стоявших поодаль. Вокруг посыпалось разбитое стекло, какие-то осколки, горящая ветошь. Оборотень резко развернул меня лицом к лесу, закрыв своей спиной от горящего дома.
— Газовый баллон, — мрачно объяснил он.
Мы с ним резко обернулись, и вот тогда я чуть не умерла на месте: дома не стало. Остался стоять только догорающий остов, по которому струился вверх огонь.
Оборотень прижал меня крепче к себе, от чего раны начало жечь сильнее, будто по ним прошлись рукой в соли, и держал до тех пор, пока не убедился: во мне не осталось сил.
Из дома никто не выбрался живым. Не вышла ни единая живая душа: ни Клауд, ни Алекс. И это было самое страшное событие последних дней.
Черный оборотень отпустил меня, дотронувшись кончиками пальцев спины, и я упала на землю, уткнувшись коленями в прорезанной рванине джинс холодных листьев. И тут же завыла. Как волчица, потерявшая семью, любовь и свою жизнь. Как женщина, лишившаяся целого мира.
Во мне полыхало отражение того огня, что я видела перед собой, огня, забравшего у меня Алекса — единственного человека, который заботился обо мне, чью любовь я ощущала на кончиках пальцев, в воздухе, кто обволакивал меня своим присутствием, даже молча. Если это не истинная пара, то тогда кто же это? Кармический человек, предназначенный мне судьбой? Тогда судьба очень коварная штука: подразнив меня, она забрала то, что стало единственно важным для меня. О, Луна! Как это несправедливо, жестоко и страшно!
— Тебе нужно встать, — спустя какое-то время обратился ко мне незнакомец, что вынес меня из огня. — Слышишь?
Обернулась непонимающе и увидела, что он показывает наверх, в воздух. От горя я совсем оглохла и ослепла, и потому не сразу сообразила, о чем он говорит, и только спустя несколько томительных минут осознала. Прямо над нами пролетал небольшой полицейский вертолет, который патрулирует город.
— Он показывает дорогу пожарным, — объяснил мне этот волк. — Через несколько минут они уже будут здесь.
Я пожала плечами, мне было все равно на весь этот мир с его условностями, с его неспешной или одуряюще ускоряющейся жизнью, с его правилами и нуждами. У меня было свое горе, которое мне хотелось оплакать самостоятельно, в одиночестве. Я бы молила о том, что отдам все, что имею и имела только за то, чтобы предложить ему хотя бы еще немного, со мной или без меня. Лишь бы оставался живым.
— Тебе нужно будет рассказать, что здесь случилось, — не обращая внимания на мое состояние, продолжил оборотень. — И хорошо подумать над своими словами, чтобы не выдать лишнего.
Дернула плечом и встала. Увидев, что мне совсем плохо, мужчина поддержал меня за руку. А потом оглядел с ног до головы и прокомментировал:
— Выглядишь ужасно. Тебе нужно перевоплотиться, иначе все эти шрамы останутся на тебе.
Я запрокинула голову вверх, пустыми глазами вперившись в блеклое серое небо. О чем говорит? Кому это нужно? Оборотень тронул мое плечо, и я тут же скривилась от боли: множество тонких ран, нанесенных Клаудом, его ножом, не хотели затягиваться. Я вся была как кусок мяса на рынке в холодильнике.
— Он хорошо над тобой поработал.
И я впервые глянула на него.
Огромный мужчина с покрасневшими глазами, черной неухоженной бородой, слишком широкоплечий и накачанный, что выдает в нем оборотничью натуру. Он слишком долго жил вдали от людей — это заметно по тому, как хрипло он говорит, какие паузы делает между словами. И слишком много проводит в теле волка, в этом случае мужчины становятся такими огромными особями.
Его черные зрачки расширились, практически полностью заполнив красный белок.
— Кто вы? — впервые подала голос я, сорванный после недавней истерики.
— Лесник, — подумав, медленно ответил он. — Я слежу за порядком в лесу, чтобы оборотни не перебивали друг друга на этой территории.
— Хреново же ты следишь, Лесник, — вздохнула я. Он в ответ пожал плечами. Что тут сказать?!
Так мы и стояли, смотря, как догорает дом, который стал последним пристанищем для двух волков, что держали меня в плену. Для Клауда, что ненавидел меня всей душой и сделал жизнь с ним невыносимой, и для Алекса, который сделал все, чтобы мой плен стал настоящим раем.
Спустя пару часов на поляну въехала пожарная машина.
Догорающий огонь удалось легко потушить, он не перекинулся на деревья дальше и тем более не дошел до пустого дома, что стоял чуть дальше. Скромное пристанище оборотней, которым пользовались в самых невыносимых ситуациях, рассекретилось.
Ко мне подошла женщина — врач, которая вышла из кареты скорой медицинской помощи. Она накинула на меня плед и спросила участливо:
— Вы помните, как вас зовут?
В ответ я только кивнула. Она бросила обеспокоенный взгляд мне за спину, на оборотня. Видимо, мой вид был настолько ужасным, что она вообще сомневалась, могу ли я разговаривать после пережитого.
— Амалия, — кашлянув, сказала я. — Амалия Райтер.
Эпилог
На улице свежо и спокойно. Холодную землю покрывают первые в этом году снежинки, и, не тая, ложатся где придется. Тонким ровным слоем уже покрыта дорожка к хижине, кусты рядом; шапочками сугробов снег покрыл ветки деревьев, что стоят поодаль от дома. Безветренно и тихо, все, как я люблю.
Смеркается. Вечер синеет, предзакатный час навевает мысли об одиночестве и в доме встают призраки задавленной жизни, боль не случившегося счастья.
Откладываю книгу на подоконник, — все равно не понимаю ни строчки, просто вожу глазами туда-сюда, читая один и тот же абзац уже пару часов. Включаю настольную лампу у стола, вытягиваю ноги на диване — немного затекли от одного и того же положения. И по телу пузырьками бежит освободившийся кислород, питая кровь.
Бросаю последний взгляд на окно и вижу свое отражение: осунувшееся лицо, заострённый нос, чуть выпирающий подбородок, несколько длинных розоватых шрамов на щеке. Совсем не та красавица, что блистала на вечерах еще два месяца назад. Совсем не та.
Ерошу волосы, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение еще одного безликого вечера и улыбаюсь: между кустами бузины видна черная мрачная фигура. Это его хижина, и я живу в ней потому, что мне нужна помощь, — так объяснил мне этот оборотень причину моего переезда.
Он ждет, когда я его замечу — сам никогда не приближается, чтобы не напугать. Мне кажется, он ведет себя со мной также, как хочет, чтобы вел себя остальной мир: не трогал, не разговаривал, не тормошил.
