Снова пью, чтобы не думать об ответе.
— В прошлую Ночь Справедливости, — доносится до моего воспаленного сознания голос профурсетки, — я заказала у охранников папика своего бывшего. Заплатила немного, намекнула только, что он хочет снова начать со мной встречаться. Уже наутро его нашли в лесу.
— А в предыдущую? — хриплю я, думая отстранённо, кем был ее бывший: волком или юным мальчишкой?
— В предыдущую — свою училку по алгебре.
Выгибаю бровь дугой, показывая свое удивление.
— Да да, надоела она мне жутко, — девчонка кривится, пытаясь изобразить покойную уже женщину. — «Сьюзи, не нужно быть такой тупой! Сьюзи, не стоит так тормозить!». И так постоянно.
— Ты ее заказала из-за своих оценок? — переспрашиваю я, скорее для проформы.
— Конечно! — показывает в оскале свои белые зубы она.
— А ты не думаешь, что у женщины остались сиротами дети? Что ее оплакивают родные?
— Билет на нее мне дал папик! — жестко отвечает девчонка, и я думаю, что в обществе с этой бессердечной дурой не смогу больше продержаться и секунды. Из-за того, что та не смогла доказать, что у нее есть мозги, в школе, или лицее, или еще каком учебном заведении, она решила вопрос просто: «заказав» учителя.
Луна, помоги мне!
— Извини, мне нужно в туалет, — не делаю никаких реверансов в ее сторону и медленно бреду к выходу из комнаты, потому что боюсь наделать глупостей и вцепиться ей в лицо, своими собственными руками начав вершить СОБСТЕННУЮ справедливость.
Глаза Клауда прожигают во мне дыру. Я чувствую его взгляд на своей спине. Он недоволен, что я покидаю большую залу, но я держусь. Не смотрю больше на него, не оглядываюсь. В конце концов, могу я посетить туалетную комнату одна, или нет?
Зайдя в туалетную кабинку, закрываю ее на засов. Сажусь на унитаз и пытаюсь отдышаться. Сжимаю руки так сильно, что на подушечках остаются полумесяцы от ногтей — еще чуть-чуть и прольется кровь.
Дышу рвано, всей грудью. От того, что нахожусь в капкане. От того, что мне так плохо, как никогда не было до этого. От того, что выхода из этого капкана нет. Только один — смерть, но я еще не настолько отчаялась, чтобы лишать себя жизни.
Девчонка права: Ночь Справедливости придумал Клауд. Это было два года назад. И если изначально было принято решение, что она будет проводиться раз в год, то сейчас объявления о ней звучат постоянно — чаще, чем раз в три-четыре месяца. «Билеты» на отстрел провинившихся раздаются направо и налево, и я удивлена, что население нашего маленького городка все еще не достигло трех человек.
Хотя это вопрос времени, я думаю. Если к «билетам» имеют доступ такие пигалицы, которые ни во что не ставят человеческие и оборотничьи души, городу осталось недолго.
Вытираю подступившие слезы — признак слабости, — и встаю. Задержка в несколько лишних минут чревата тем, что скоро здесь покажется Клауд или его верные приспешники — охрана, твердолобые оборотни. Не хотелось бы предстать перед ними в таком виде: заплаканной, запертой в туалетной кабинке, оплакивающей себя и свой город.
Выхожу из кабинки, оправляю по фигуре платье, поправляю макияж. Открываю дверь наружу и сталкиваюсь нос к носу с работником кейтеринговой службы — на его синей униформе написано: «Water». Хочется попросить у него воды. Но понимаю, что это будет очень глупо: он явно просто настраивал кулеры со свежей водой для тех, кто прячется в самой охраняемой норе во время Ночи Справедливости. А может быть, и сам сотрудник фирмы решил схорониться от врагов здесь. Такое уже бывало, и винить за это людей и оборотней я не вправе: каждый выживает, как может.
Странно, но я не чувствую от него никакого запаха: ни человеческого, ни оборотничьего. Но думаю отстранённо, что это может быть от усталости. И не такое бывало. Несмотря на то, что здесь темно, женским взглядом отмечаю, что он довольно высок, под униформой скрывается явно накачанное и тренированное тело, а под бейсболкой горят очень живые, внимательные, умные глаза. Они оглядывают меня с ног до головы, и мне щекотно от этого взгляда, хотя обычно хочется закрыться и бежать, чтобы Клауд не заметил, что я стала объектом чего-то пристального внимания и не выставил меня виноватой в этом.
— Вам помочь? — вдруг выдает человек в униформе, и от его голоса у меня по спине бежит холодок. Голос низкий, грубоватый, с хрипотцой, такой необычно густой и проникновенный. С таким голосом ему бы на радио работать — вести передачи с эротическим подтекстом.
— Нет, спасибо! — привычно кривлю губы, чтобы Клауд или его охрана не заметили беднягу рядом со мной, иначе эта Ночь Справедливости станет для него последней даже здесь, в самом спокойном месте города.
— Тогда до встречи! — слышу себе в спину я, но не смею обернуться. В первую очередь — от того, что голос этот уж очень приятен для моих рецепторов, которые напрягаются и наливаются силой от его вибраций. А потом — из-за того, что кончики пальцев начинает покалывать предчувствие. Пока мало понятное, пугающее, зовущее и влекущее. Очень странное и непривычное ощущение. Чтобы не думать об этом, ускоряю шаг, насколько это еще возможно на шпильках, и бегу вперед, обратно в зал, под присмотр Клауда.
Алекс
Комната просто разграничивается на зону для приема приглашенных и официантов, и тех и других можно различить по смокингам и униформе. Некоторые женщины и мужчины в масках, и я их очень понимаю: в Ночь Справедливости они прятались в самой охраняемой норе во всем городе. И если уж здесь эти люди прятали свои лица, то даже не могу представить, как они охраняли свои бренные тела там, за пределами кованых ворот, по которым бежало электричество.
Все женщины в нарядных, роскошных, красивых вечерних платьях «в пол», и на секунду мне показалось даже, будто я стал участником съемок какого — то фильма. Резко и незаметно проверил — висит ли мой верный «глок» на бедре, если вдруг начнется заварушка с перестрелкой, — и повернулся на голос какого-то пижона.
— Ты из обслуживающего персонала?
Я повернулся лишь слегка, чтобы прикрыть большую часть своего лица и заметил синие слаксы и поношенные, но до блеска натертые выходные туфли. Хер знает, какое количество ключей свисало на кольце у него на поясе. Охрана.
— Ага.
— В мужском туалете проблема. Мне нужно, чтобы ты проверил, и быстро, — он прочистил горло, и я подумал, что, скорее всего, эту проблему и создал этот чувак.
— Уже занимаюсь.
Он помедлил минуту, а затем добавил:
— Не задерживайся слишком. У нас важные гости, — и ушел через двойную дверь.
Придурок. На моей униформе написано «Вода», а он и этого не смог прочитать.
Я глянул на часы и отметил, что до полуночи — времени, после которого гости могут разъезжаться, осталось всего двадцать минут. Внутри кармана я сжал маленький пузырек с гамма- гидроксибутиратом, который, как мне пояснили в даркнете, сделает покорной любую девицу, доведя ее до отключки. Не задерживаясь, тут же вышел вон, чтобы не засматриваться слишком на Клауда, и не привлекать слишком много ненужного внимания.
