Но, несмотря на все это, в один прекрасный майский денек я все же ступил на землю Доминиканской Республики, как раз в тот самый момент, когда там началось большое сражение — сторонники конституции под командованием полковника Кааманьо противостояли мощи вооруженных отрядов янки. Они потеряли часть своих укреплений — так называемый «Верхний Город» — но сохранили за собой «Новый Город», центральную часть в двадцать кварталов, где оказались в окружении. Эта часть города была самая важная, поскольку здесь располагались банки, офисы разнообразных фирм и самые крупные магазины — так что они продолжали удерживать в своих руках сердце страны, где жизнь пульсировала сильнее, чем где бы то ни было. На меня большое впечатление произвело увиденное там: сам бой, трупы на улицах, и тех мальчишек, почти еще детей, кто с оружием в руках, не имея опыта ведения боевых действий, все-таки сдерживали натиск хорошо обученных и натренированных батальонов американцев.
С самого начала, хотя как журналист я должен был сохранять нейтралитет, все мои симпатии были на стороне тех мальчишек, кого вместе со сторонниками конституции считали «левыми», кто жертвовал своими юными жизнями, чтобы законный порядок вернулся в страну.
Глава шестая
Возвращение в Санто-Доминго
Те симпатии, что я испытывал в 1965 году, позже стоили мне многих неприятностей и разочарований и еще это привело к тому, что мне пришлось уйти с работы, уйти из журналистики и оказаться в полном забвении на протяжении долгих трех лет.
Стоило ли этого?
Если уж быть совсем откровенным, то нет. Поскольку все, что происходило в Доминиканской Республике в то самое время, совершенно ничего не стоило, да и не нужно было. Абстрагируясь от мелочей, можно сказать, что все там осталось в том же состоянии, в каком и было, за исключением убитых, которых уж не воскресить, и того, что было разрушено и что не стали восстанавливать.
Но в общем и целом, приобретенный там опыт был весьма интересен, поскольку я смог вблизи наблюдать многие события и общаться с людьми, которые в последствии станут известными и чьи имена войдут в историю.
В то время Санто-Доминго представлял из себя сплошной хаос, настоящее поле битвы, где редкое здание не осталось без следов пуль и разрывов, электрические и телеграфные столбы валялись вдоль и поперек дорог, и никому в голову не приходило поставить их на место.
По улицам бродила разношерстная и неряшливая публика, вооруженная до зубов. В большинстве своем, это были мальчишки моложе двадцати пяти лет, одеты они были во что ни попадя, что больше понравилось, что показалось им похожим на униформу с разнообразными нашивками и значками, которые, по их мнению, придавали им вид военных: то были каски, разные кепи, фуражки или охотничья куртка.
Большинство были вооружены: десятки, сотни экземпляров всякого оружия, начиная от короткоствольного полицейского револьвера и кончая сорока пяти миллиметровым с длинным стволом, что носили, как ковбои, привязав к ноге, не говоря уже о всякого рода винтовках, автоматах, охотничьих ружьях, тяжелых пулеметах и даже коротких ножах, которые я не представляю где бы можно было применить на той войне.
В большинстве своем, глядя на этих ребят, создавалось впечатление, что для них все происходящее — незабываемое приключение, дни, о которых потом будут вспоминать до конца жизни, и будут рассказывать и пересказывать на склоне лет, что благодаря этому они почувствовали себя настоящими мужчинами. Они не оставляли свое оружие ни на секунду, хотя наступило перемирие, и жара стояла такая, что имело смысл не таскать с собой подобную тяжесть, а оставить где-нибудь дома. Но они этого не делали, и никогда бы не сделали, потому что это оружие значило для них все — это была игрушка, какой у них никогда не было, но о которой мечтали всю свою короткую жизнь, и еще это было символом революции, это значило, что они на войне и что они не просто ходят по улицам, а защищают что-то.
Но стоило им оставить это оружие где-нибудь, пусть на мгновение, то сразу же исчезал всякий смысл самим оставаться там, потому что без этого оружия они не знали и не понимали что же, все-таки, защищают. Может быть, они даже защищали именно само оружие, защищали право иметь при себе оружие, с помощью которого можно было бы самим защищаться.
Защищаться от чего?
Может быть, от всей той несправедливости, что пришлось терпеть год за годом, когда в стране была Диктатура, хотя, создавалось впечатление, что большинство так толком и не были уверены и не знали для чего защищались.
В те революционные дни самым интересным местом во всей Республике был отель «Эмбахадор», единственный, наверное, что все еще работал, по этой причине и еще потому, что располагался на некотором удалении от центра города, но он стал прибежищем для журналистов, дипломатов, представителей всяких комиссий по мирному урегулированию политического кризиса в стране и высокопоставленных армейских офицеров. Поэтому все политические решения, связанные с войной или с миром в стране, а также все новости, появлялись на свет в баре отеле, в его ресторане и в номерах.
Эта жизнь, официальная, если можно так сказать, привлекла сюда другую жизнь, более разнообразную и разноцветную, что пришла сюда в поисках денег, свободно гулявших тогда по всей стране — денег иностранцев.
По ночам весь пятый этаж — где по чистой случайности жил и я — превращался в настоящий спектакль, и стоило неожиданно открыть дверь и выйти в коридор, как повсюду начинались таинственные перебежки разнообразной публики, старавшейся укрыться от нескромных взглядов.
Хозяин этого парка аттракционов снял три номера подряд, располагавшихся один рядом с другим, и, притащив с собой несколько девочек, превратил эту часть этажа в публичный дом, куда постоянно приходили и откуда уходили американские солдаты.
Было любопытно узнать, что не все солдаты оккупационных войск, называемых броско «Армия Организации Американских Государств» и состоящая из военнослужащих Соединенных Штатов, Бразилии, Парагвая, Гондураса и Никарагуа, как это было бы логично предположить, могли одинаково пользоваться теми услугами и получали одинаковую зарплату за то, что ежедневно рисковали своими жизнями.
Если же американцы дни напролет проводили в отеле, у стойки бара или в ресторане, то солдаты остальных государств не могли никуда ходить по той простой причине, что у них не было ни цента.
Они должны были довольствоваться лишь скромным пайком, и им разрешалось в свободное время только прогуливаться, тогда как их товарищи по оружию — янки ели и пили в свое удовольствие в тех немногих местах, что еще оставались открытыми.
Большинству из них подобная дискриминация была ненавистна, и хотя мы не одобряли это вторжение войск, но, все-таки, полагали, что среди них должно было быть равноправное отношение ко всем солдатам, что должны были платить одинаково и иметь одинаковые права и обязанности.
Но на самом деле так не было. И считалось нормальным, когда рядом с нами за столик или за барную стойку садился именно американский солдат, а не какой-нибудь другой, клал рядом свой автомат, кобуру с пистолетом и даже ручные гранаты. И именно эти американцы были основными клиентами тех самых девочек с пятого этажа, кто со своей беготней из номера в номер, хождением по коридору и любовными похождениями мог бы послужить хорошей основой для написания какого-нибудь пошлого романа.
