Доподлинно известно, что в былые времена, точно так же, как и в наши дни, многочисленные флотилии китобоев бороздили окрестные воды в поисках китов, а места те называли Заколдованными. Но такое происходило, как это будет описано ниже, на некотором расстоянии от крайнего большого острова Альбермале, вдали от лабиринта меньших островов, где море открытое; и именно там вышеописанные условия не всегда складываются, а возникают течения невероятной силы, потом исчезающие таким же таинственным образом. Сказать по правде, в определенное время года, без каких-либо очевидных причин, в обширных областях вокруг архипелага возникают настолько сильные и нестабильные течения, что корабль перестает слушаться руля и сам меняет курс, хотя и продолжает идти со скоростью четыре или пять миль в час. Различия в навигационных расчетах, вызванные этими причинами, совместно с изменчивыми ветрами, создали почву для ложного представления, что на одной и той же параллели существует две группы островов, отстоящие друг от друга на сотню лиг. Так представляли себе это их первые визитеры, пираты, если мы откроем карты этой области Тихого океана, относящиеся к 1750 году, то найдем там эту ошибку.
И эта кажущаяся неопределенность и неточность в местоположении островов, скорее всего, и привела к тому, что испанцы начали называть их Энкантадас или „Зачарованный Архипелаг“.
Современный путешественник, зная наверняка, что положение островов установлено точно, может предположить, что подобное название, скорее всего, было дано островам под влиянием неестественного ощущения пустоты, витающего над этими местами. Трудно найти лучший образ того, что когда-то было живым и цветущим, но затем злою силой обращено в пепел, эти острова похожи на Содомские яблоки, покрывшиеся тленом, как только к ним прикоснулись.
Каким бы не точным казалось их положение по причине блуждающих вокруг течений, острова эти покажутся, за исключение разве тем, кто сошел на их берега, совершенно одинаковыми: вбитыми, вплавленными, накрепко приклеенными к самому телу смерти.
Свое название, Энкантадас, острова могли бы получить и по другому поводу, если обратим внимание на особенную рептилию, обитающую на их пустошах, и чье присутствие там дало другое испанское имя: Галапагос. Большинство моряков совершенно серьезно поддерживают то суеверие, одновременно нелепое и жуткое, что все офицеры, приобретшие дурную славу за свой буйный норов, особенно капитаны и коммодоры, умерев, превращаются в черепах и бродят по этим выжженным землям, словно господа.
Вне всякого сомнения, подобные фантазии, странные и одновременно мрачные, были навеяны пейзажем островов, но и не только, а еще и обликом черепах, где присутствует нечто, похожее на самоосуждение, на не проходящую печаль, на наказание без надежды на помилование, что невозможно найти в облике какого-либо другого животного, и что еще больше усиливается при одной лишь мысли об их удивительном долголетии.
Рискуя прослыть человеком, верящим в колдовство, не могу, тем не менее, не признать, что до сих пор, когда я уезжаю из многолюдного города, чтобы провести июль и август, бродя в горах Адирондак, вдали от суеты городской, дабы прикоснуться к таинствам Природы, когда я сажусь на поросшем мхом крае глубокого лесного оврага, в окружении упавших стволов сосен, то в памяти моей, словно во сне, начинают всплывать другие мои скитания, в опаленном сердце волшебных островов, и я вдруг начинаю видеть, как на темном гладком панцире вдруг блеснет луч, а и из безлистных зарослей медленно протянется черепашья шея, и начинаю различать на остекленевшей поверхности камней борозды, оставленные медлительными черепахами, проползавшими здесь много раз за тысячу лет в поисках углублений, где на дне могла бы остаться вода, и, откинув в сторону всякие сомнения, припоминаю, как некогда засыпал на земле окутанной злыми чарами.
А потом мои воспоминания принимают такую ясную форму, а может быть то магическая игра моей фантазии, но я уже и сам не уверен, что это лишь оптический обман, галлюцинация, навеянная Галапагосами. И нередко так случается, что во время веселых пирушек при свечах и в каком-нибудь старинном доме, в углах, куда легли густые тени, мне видятся заколдованные пустынные леса, и товарищи, собравшиеся вокруг, обращают внимание на мой застывший взгляд и резкую смену настроения и сами начинают верить, будто я вижу, как из воображаемой чащи выползает, неуклюже волоча по полу тело, призрак огромной черепахи с горящей надписью на панцире „Memento“…»
Глава шестнадцатая
Корабль мертвецов
Рано утром следующего дня, когда все уже было подготовлено к путешествию, Агренмейер прислал своего матроса, Роберто, с поручением передать мне, что сегодня мы не сможем выйти в море, так как в такелаже яхты не хватает пары деталей. И я пошел искать Мишеля, с намерением вернуть ему книгу, и заодно обсудить прочитанное, потом мы отправились в дом Кандиды позавтракать, о чем Мишель позаботился заранее: он принес великолепного меро весом в пять килограммов, а с меня были расходы на вино и на то, чтобы приготовить рыбу.
Банкет наш был в самом разгаре, когда вдруг появился долговязый тип, одетый в лохмотья, с физиономией человека не местного, иностранца, не спрашивая разрешения, он подсел к нам за стол и принялся задавать тысячу вопросов кто мы такие да откуда прибыли, что поделываем на островах и какие у нас планы на будущее.
Немного удивленные, из вежливости, мы начали отвечать, но тут в комнату вошла Кандида, до этого она была на кухне, и, не спрашивая ни у кого ни совета, ни разрешения, накинулась на незнакомца с руганью, и чуть ли не пинками, выгнала его на улицу. А тот и не возмущался, как будто для него это было самым привычным обращением, и пошел по улице молчаливый, понурый. Мы с Мишелем удивленно переглянулись, и Кандида, перехватив этот взгляд, объяснила:
— Это самая настоящая каналья, вор и убийца. Не позволяйте ему подходить к вам. Не нужно, чтобы кто-то увидел, как вы разговариваете с ним, потому что подумают еще, будто вы его подельники и приехали сюда за ним, да за его сокровищами.
Но, глядя на нас, поняла, что мы не имеем ни малейшего представления о чем идет речь, и, усевшись рядом, на то самое место, где недавно сидел незнакомец, наклонившись поближе, доверительно зашептала:
— Он убийца… — заявила она голосом, не допускающим возражений. — Зовут его Гарольд… или Гарнольд… или как-то еще… Приехал сюда лет пятнадцать назад вместе с еще двумя. Приехали искать сокровища Сан-Сальвадора. Привезли с собой деньги, наняли лодку, чтобы доставить их на остров и раз в месяц привозить туда воду и еду. Пробыли они там три месяца и потом заявили хозяину лодки, что скоро уедут, так как вот-вот найдут золото. А когда лодка пришла за ними, то там, кроме Гарольда, никого не осталось, а он всем говорил, что дружки его утонули. Как же! Убил он их! — закончила она убежденно.
— Откуда такая уверенность? — спросил Мишель.
— Да очень просто. Один из них не умел плавать.
— Так это многое и объясняет.
— Совсем нет, потому что если кто-то не умеет плавать, то не полезет купаться, где ему будет с головой. А тот, кто не рискнет, тот и не утонет.
