— Мог и поскользнуться. Волна могла утащить… А тот, другой, кинулся спасать и оба утонули.
— Именно это он и рассказывал. Но все уверены, что они нашли там золото, а он захотел оставить все себе, и убил обоих, пока они спали. Скинул их в море, а там уж акулы докончили дело.
— Но это не более, чем теории. Нельзя же обвинять человека на основании этих неопределенных историй.
— А потому его и не приговорили. Доказательств не было, вот он и остался на свободе. Вернулся к себе на родину, отсутствовал года три, а когда подумал, что все уже забыто, приехал обратно. Захотел вернуться на остров, но мы тут так легко не забываем, мы поняли, что он хотел забрать то золото. Никто не захотел ехать с ним, на этом все и кончилось, — хмыкнула она с торжествующим видом. — Застрял на этом острове!
— Все двенадцать лет?
— Ну, где-то, как-то. Это ему в наказание. Вот он здесь, а вот сокровища, рукой достать, но как раз достать-то он их не может. Иногда его можно видеть на северной оконечности острова, стоящим на скале и смотрящим на Сан-Сальвадор, что виднеется вдали, но добраться туда он не может. Живет как животное. Ночует в пещерах, питается тем, что украдет в полях, иногда рыбу ловит. Всегда один, либо разговаривает сам с собой, либо накидывается с вопросами на приезжих. Надеется найти хоть кого-нибудь, кто согласится отвезти его на остров. Но здесь все знают: если он доберется до острова, то совершенно точно найдет там сокровища, и его обвинят в убийстве. Поднимется скандал, а тот, кто отвез его туда, сам окажется в беде: соучастие, ну, или как хотите называйте это.
Мы с Мишелем удивленно переглянулись.
— Какая-то ерунда, — заключил я. — А почему он не возвращается к себе на родину?
— Не хочет, — ответила Кандида. — А потом, ему не на что… Поняли? Второй раз приехал сюда без гроша в кармане. А это лишь означает, что деньги ему были не нужны. Он рассчитывал на сокровища.
— Так то лишь предположения… Да и все остальное — сплошные домыслы. Он больше похож на бедолагу, у которого «не все дома». Само по себе, ринуться в такую авантюру, как поиски пиратских сокровищ, подходит только для полоумных. Нет ни одного исторического доказательства, что такое сокровище существует.
— А тогда, может, скажете, зачем он вернулся? — поинтересовалась Кандида, с видом человека, чьи аргументы опровергнуть невозможно. — Убийцы всегда возвращаются на место преступления, — заключила он, словно выучила это наизусть, выслушивая рассуждения других людей.
— Так… и я тоже приехал… без денег… — растеряно пробормотал Мишель. — А никого не убивал, да и золото не ищу… Ищу только покой и мир.
— Но он-то не ищет ни покоя, ни мира! Внутри него война и все, что он хочет — это чтобы его отвезли на Сан-Сальвадор, необитаемый остров, где нет воды. Знаете? Как-то, несколько лет назад, он украл лодку с веслами и вышел в море… Его нашли умирающим: он не взял с собой ни воды, ни еды, ничего. Можете представить себе такое? Попытался дойти туда на веслах, при таком-то течении в канале. Оно бы затащило его на Марчену.
— Еще одна причина, на основании которой его можно считать помешанным… Надо бы отправить его на родину… В больницу…
— Тюрьма — вот где ему место, — решительно заявила Кандида. — И ли на виселице.
Закончив завтракать, мы, не сговариваясь, пошли в направлении, куда удалился тот Гарольд. По пути спросили одну женщину, что шила, сидя на пороге своего дома: не видела ли она такого-то человека? Та в ответ небрежно махнула рукой в сторону дороги, уходящей в глубь острова.
— Туда он пошел. К горам.
— Случайно не знаете где его можно найти?
— Нет. Его логово где-то там, очень далеко. Иногда он месяцами не появляется здесь… Вы его друзья?
Но не получив ответа, добавила:
— Он, словно животное, как вонючее животное. Я всегда сижу здесь и иногда вижу, как он идет мимо, и мне становится жаль его. Он сильно страдает за свои преступления.
— А если он невиновен? — спросил Мишель.
— В этом случае только Господь сможет простить нас, — ответила женщина.
Но, увидев, что мы собираемся выйти на дорогу, остановила нас жестом.
— Не надо, не ходите. Бесполезно. Он ходит так быстро, словно волк, и уже ушел далеко. К тому же, он, как никто другой, знает остров, и если вы захотите найти его там, то понадобятся годы.
Мы вернулись в дом Джимми. Мишель пообещал, что разузнает побольше о том несчастном, но так и не смог это исполнить. Когда, во время следующих моих путешествий на острова, я спросил про некоего Гарольда, то никто ничего не смог сказать. Уже много, очень много времени он не спускался со своих гор. Может быть, так и умер в одной из пещер, что служила ему убежищем, а может быть, придумал, наконец, как добраться до своего острова.
Этим же вечером я отвел Мишеля к Агренмейеру, чтобы они пообщались и чтобы Карл поделился своим опытом как обустроить жизнь на островах. Они начали беседу на французском, вскоре перешли на немецкий, что больше устраивал обоих, ну а я, поскольку не понимал ни слова, остался в стороне и пошел кормить игуан. Меня удивило, что они собирались вокруг меня, стоило их позвать, будто цыплята, как это делал Карл, приговаривая «кучи-кучи-кучи». Приближались они ко мне с меньшей осторожностью, чем в прошлый день, поскольку мы были уже знакомы. Потом я понаблюдал за огромными красными крабами, обитающими на этих островах, а чуть позже одновременно прилетели пеликан и олуша и принялись ловить рыбу напротив того места, где я стоял, словно бы соревновались, кто больше поймает, и одновременно демонстрировали перед человеком разные способы лова.
Олуши, как и бакланы, и пеликаны — основные пернатые обитатели тихоокеанского побережья, и водятся в таком количестве, что по некоторым расчетам, те птицы, которые живут вдоль побережья южноамериканского континента, ежегодно потребляют до пяти миллионов тонн рыбы, преимущественно анчоусов. Но Течение Гумбольдта настолько богато жизнью, что подобное количество почти не ощущается. Человека же это устраивает, поскольку из каждых пятнадцати килограммов рыбы получается один килограмм «гуано» — самого лучшего природного удобрения. Каждая из птиц может «производить» от десяти до пятнадцати килограмм «гуано» в год, но если учесть тот факт, что птичьи колонии на островах вдоль перуанского побережья могут насчитывать миллионы особей, то можно представить фантастические размеры того богатства. В год Перу экспортирует более трехсот тысяч тонн этих экскрементов на сумму в несколько миллионов долларов.
А сейчас олуша и пеликан сосредоточенно занимались первой фазой производства «гуано»: ловили и глотали рыбу одну за другой. Но техника их лова весьма различалась. Олуша, с продолговатым телом, необыкновенно ловкая, с длинным клювом, летала кругами на высоте метров в тридцать над поверхностью воды и, неожиданно сорвавшись вниз, падала с самоубийственной скоростью, и ныряла, подобно стреле, почти без всплеска, вытянувшись в струнку, сложив крылья, все движения ее отличались необыкновенной элегантностью и красотой, как у олимпийского прыгуна.
