Следующие пять лет Ливингстон не управлял Лондоном, а использовал СБЛ как политическое оружие, из-за чего ряд видных представителей лейбористов сбежали в новую Социал-демократическую партию. С Ливингстоном трудно было соскучиться. Он завесил здание СБЛ баннерами с текущей численностью безработных в столице. Он снизил стоимость проезда в автобусах и метро (правда, эта попытка была заблокирована через суд), отчисления в пользу СБЛ с местных плательщиков возросли вдвое, а крайне левым группам выделялись крупные гранты. Ливингстон даже выделил местным активистам принадлежавший СБЛ участок на Койн-стрит, на южном берегу ниже моста Ватерлоо, под заселение 300 квартиросъемщиков. Этот жилой комплекс сохранился и сегодня – скромное жилое владение пригородного типа на одном из самых дорогих участков земли в столице.
Ливингстон провоцировал Тэтчер, и реакция не заставила себя ждать. Правительственный документ 1983 года, цинично озаглавленный «Оптимизация городов», отменял городскую администрацию Лондона как «избыточную» структуру. СБЛ упразднялся с потрохами, а управлять столицей должны были администрации боро. При необходимости дополнительный надзор должен был осуществлять один из министров в Уайтхолле. Это было примерно как возрождение суда Звездной палаты, действовавшего при Стюартах. Ни один город мира не испытывал такого унижения. Против роспуска лондонского правительства протестовали все политические партии, независимо от их убеждений. Впервые со времен появления Столичного управления работ делами столицы не управлял никакой орган, избранный на местном уровне. Ливингстон радостно принял венец муниципального мученика. Кончина СБЛ в марте 1986 года была отмечена самым великолепным фейерверком, когда-либо виденным Лондоном, как будто Ливингстон примерял на себя образ Гая Фокса
[166]. Управление образования Внутреннего Лондона влачило существование до 1990 года, когда оно также было распущено, а школы переданы администрациям боро (кроме тех, что перешли в подчинение центральному правительству в ранге «академий»). Лондон подвергся безжалостной централизации.
Зал заседаний Совета намеренно решили больше не использовать. Через год после роспуска СБЛ я организовывал прощальный вечер в пустом, пыльном зале, и Ливингстон даже занял кресло «председателя». В остальной части здания разместились где отель, где хостел, а где аквариум. В качестве жеста особого презрения правительство построило рядом гигантское колесо обозрения, от чего здание визуально съежилось. Сердце лондонского самоуправления было превращено в Диснейленд.
Немногим больше повезло лондонским боро. В 1985 году Тэтчер установила для тех боро (в основном лейбористских), которые она сочла слишком расточительными, предельные ставки сборов с владельцев недвижимости. В местных советах разгорелись баталии, как перед войной в Попларе, – между конформистами и теми членами советов, кто был готов бороться до конца. Управления некоторых боро, например Хакни и Ламбета, погрязли в хаосе фракционной борьбы, а оставшиеся без дела Ливингстон и его дружки подливали масла в огонь. Яростно оспаривалось и право выкупа недвижимости, которое Тэтчер дала муниципальным жильцам. Аргументы в пользу такого права – ведь квартиросъемщики все равно фактически были пожизненными держателями квартиры как актива – имели под собой основание, но несколько обесценивались тем, что дома приватизировались со скидкой от 30 до 70 %, причем половина выручки отходила не построившим их советам, а Казначейству.
Вскоре Лондон застонал от отсутствия самоуправления. Такие сферы, как транспорт, пожарная охрана, парки и вывоз мусора, не могли обойтись без надзора, и руководство ими осуществлялось из Уайтхолла множеством полуавтономных комитетов, – по некоторым подсчетам, их число доходило до сотни. Некоторые функции СБЛ продолжала осуществлять странная организация под названием «Остаточный орган Лондона» (London Residuary Body). Правительство даже учредило вялый Совещательный комитет по лондонскому планированию, а Тэтчер создала Правительственное бюро по Лондону, возглавляемое в теории министром «по делам Лондона». Упразднено было все что угодно, только не бюрократическая избыточность. Люди не ценили демократию, пока их ее не лишили.
Взгляды Тэтчер на местное самоуправление наиболее ярко проявились в опрометчивом решении отказаться от «сборов», то есть местных налогов на имущество, в пользу подушного налога. Сборы, как и налоги вообще, популярностью не пользовались, но они были понятны и их было легко взимать в зависимости от вмененной рыночной стоимости имущества. Кроме того, сборы представляли собой прогрессивный налог, возраставший с возрастанием стоимости дома. Новый подушный налог был универсальным, с плоской шкалой, и им облагались как богатые, так и бедные. Хотя этот налог трудно было назвать непомерным (в конечном итоге он составил около 400 фунтов стерлингов с человека), это был настоящий подарок левой пропаганде, кульминацией которой стали массовые беспорядки на Трафальгарской площади в 1990 году. Непопулярность налога сыграла свою роль в падении правительства Тэтчер в том же году; ее преемник Джон Мейджор ввел чуть более прогрессивный муниципальный налог.
Лондон становится мишенью
Столицу Великобритании не могли не затронуть злоключения, связанные с национальной политикой. Со времени возрождения воинствующего ирландского национализма в 1970-х годах город не раз становился жертвой бомб, заложенных Ирландской республиканской армией. Эти теракты были в основном работой так называемых «спящих ячеек», и их было трудно предотвратить. Первоначально мишенями стали магазины Вест-Энда, например «Хэрродс», и отели, такие как «Хилтон»: террористы намеревались таким образом ударить по туристической отрасли. Жесткий курс Тэтчер на борьбу с ирландским республиканизмом означал, что в начале 1980-х годов в столице не проходило и месяца без инцидента.
В 1984 году было совершено покушение на Тэтчер и весь ее кабинет: взрыв прогремел в «Гранд-отеле» (Grand Hotel) в Брайтоне. За ним последовало затишье, но в 1990-х, после ухода Тэтчер, теракты возобновились: за минометными атаками на Хитроу и Даунинг-стрит, 10, последовал чудовищный взрыв 1992 года перед Балтийской биржей в Сити, при котором погибло три человека, а ущерб составил 800 миллионов фунтов стерлингов. Градостроители Сити разрешили снести полуразрушенную, но все еще величественную Биржу, когда-то средоточие глобальных морских перевозок; на ее месте вырос странный «Огурец» (Gherkin) лорда Фостера
[167]. Это был вандализм, сравнимый с уничтожением соуновского здания Банка Англии в 1930-х.
