- Ты совсем овца?!
От обиды поджимаю трясущуюся губу.
- Отдай ключи!
- Телефон отдала!
Впечатываю телефон в его грудь, грозно повторяя:
- Ключи от машины! Быстро! Иначе вызову ментов!
Он сжимает подбитую челюсть, холодно глядя в мои глаза. Тянет руку в задний карман джинсов и молча швыряет мне ключи. Они падают на землю к нашим ногам. Выпутавшись из его рук, подбираю их, говоря охрипшим голосом:
- Я… найду твою куртку…
Медленно ковыляю к клубу, не оглядываясь.
Поиск его куртки занимает у меня десять минут рабочего времени, на которое я положила жирный хрен. Куртка у бармена.
Прижав её к груди, выхожу на улицу, но там никого нет!
Весь накопившийся пздец наваливается на меня разом. Припав спиной к стене, начинаю тихо плакать, прижавшись носом к теплой, пахнущей этим придурком, изнанке куртки.
Глава 20
- Сосредоточься… - предупредительно тянет папа, следя за моим пальцем, который устремился к шашке В5, чтобы, наконец-то, начать серьёзную борьбу, и закончить этот вялотекущий обмен любезностями.
Отдёргиваю руку, хмуря брови.
Сосредоточься. Если бы я только могла, обязательно так бы и сделала. Вместо этого я смотрю на доску, а вижу только свои изнуряющие душевные переживания. За этого дурака, от которого уже пятнадцать часов нет никаких вестей.
Пятнадцать!
Сейчас полдень.
Не вытерпев, я позвонила ему сама, но он не взял трубку. Тогда я скинула ему сообщение с координатами его вещей. И оно было прочитано. Больше я звонить ему не буду. Никогда.
Глаза самопроизвольно увлажняются, и я часто моргаю, как затвор зеркального фотоаппарата.
От этих переживаний у меня ни сна, ни аппетита.
Что я должна думать, дурак ты набитый? Что он лежит в каком-нибудь сугробе, которых намело за эту ночь сантиметров на десять? Небо будто прорвало. Снег сыпется и сыпется, даже сейчас я вижу, как он кружит за окном родительской квартиры.
Я дико переживаю. Но что-то мне подсказывает, что совершенно напрасно! Скорее всего, всё у него чудесно. Может, он в гостях у своей подружки? От этого ещё горше.
Поджав под себя ноги и опустив подбородок на кулаки, вздыхаю и повторно изучаю позиции, пытаясь отвлечься. Папа терпеливо ждёт, не мешая и не торопя. Мне кажется, он оценил моё состояние с первого взгляда, поэтому не пытается терзать меня разговорами. Мама открывает духовку, выпуская наружу головокружительный запах рульки с нотками мёда и, кажется, картофельного гарнира.
Мой желудок жалобно урчит.
Не понимаю, как я вообще держу глаза открытыми. Я хочу спать. Я оставила его барахло в своей комнате с инструкциями для своих соседок. Может он уже его забрал? Плевать мне. Видеть его не хочу. Обида скручивает горло. А ещё понимание того, что он - не для меня. От этого в груди зреет непонятная тоска.
“Он не для меня”, - повторяю упрямо. - “От таких, как он, одни проблемы. Это же классика жанра. Сразу было понятно, что ничего общего у нас нет. Кроме... секса. ”.
И я скажу ему об этом. И… и попрошу больше меня не беспокоить.
Да, так и скажу.
В носу щиплет.
Лучше бы вообще с ним никогда не встречаться. И не знать его никогда. Вот именно!
Закусив губу, трясу чугунной головой.
Принимая деловой вид, передвигаю чёрную шашку на F5, нагло заглядывая отцу в глаза.
Он выгибает седые брови, довольно констатируя:
- Это вызов, дочь.
- Это - война, - самодовольно заявляю я, выпрямляясь.
- У нас тут мир и покой, - влезает мама, плывя к столу с большим блюдом. - Сворачивайтесь.
- Ты нам не мешаешь, - отзываюсь я, подмигивая отцу.
Он улыбается, поправляя очки.
- Считаю до двух, - чинно произносит она.
Отец вздыхает и встаёт, осторожно забирая с собой доску, на место которой тут же опускается аппетитное блюдо. Доска отправляется на подоконник, ждать своего часа. Иногда партии у нас длятся по несколько недель.
- Алевтина сказала, Славик приехал, у него отпуск… - поигрывает бровями мама.
Мои губы разъезжаются в искренней улыбке. Наконец-то.
И не позвонил!
- Давно? - спрашиваю её, помогая расставить тарелки.
- Вчера.
Ура.
Славик - друг моего детства. Сосед по площадке и горшку. Он работает в Москве крутым программистом, и я им очень горжусь. Делаю мысленную зарубку наехать на него и потребовать отвести себя в ресторан, потому что он у нас теперь богатенький малый.
От этой светлой новости мой дух поднимает голову. Я вспоминаю о том, что в жизни есть вещи поважнее Макса Немцева.
Но когда возвращаюсь домой и обнаруживаю его вещи там же, где их оставила, прихожу в исходное состояние. Потому что всю дорогу до дома гадала, был он в моей квартире или не был. Может… он сейчас там?
- Чтоб ты провалился, - шепчу, срывая с себя одежду и пыхтя.
Потому что это слишком большая концентрация Максовского присутствия на один квадратный метр моей комнаты! Диван, кровать, а теперь ещё и куртка с ключами!
Уже три часа дня!
Три дня, а он даже не удосужился позвонить или написать.
Кто вообще так делает?!
Неужели непонятно, что я волнуюсь?!
Кто бы не волновался?
Мало того, что мне сегодня, в качестве штрафа, пришили три часа на разносе в ресторане клуба, так я ещё ни фига не выспалась.
Рухнув на заправленный постельным бельём диван, смотрю в потолок. За стенкой ругаются соседи, но для меня это как журчание ручейка. Я привыкла, как привыкают к железной дороге за окном.
Заворачиваюсь в одеяло, как шаурма, поджимая ноги.
Мне нужен сон. Но можно и пореветь.
Выдавливаю слезу, и она не сопротивляется. Шмыгаю носом, зажав в руке телефон.
