Ее звали просто "Нерис" – имя это означает
"господин" или "госпожа". Она возглавляла отдельный дом, но
потеряла так много магии, что отказалась от подлинного имени и приняла новое,
которое скорее было титулом, чем именем. В политику она обычно не совалась. Она
и ее дом были едва ли не самыми нейтральными из всех шестнадцати домов
Неблагого Двора. Им не нравился Кел, и никто им не нравился. Они выполняли свой
долг перед королевой, но и только. Они были замкнуты и осторожны и достаточно
сильны, чтобы их не трогали. Нападение на королеву было грубым и быстрым –
совершенно не в стиле Нерис! Обвини ее кто-то другой, я бы вряд ли поверила, но
в Дойле сомневаться не приходилось. Но я была рада, что могу зарыться лицом ему
в шею, потому что не выдать изумления я бы не смогла.
Он это, видимо, понял, потому что остался в поклоне, пока я
не тронула его тихонько за плечо, давая знать, что лицо у меня приняло должный
вид. На Нерис и ее людей я смотреть не стану, чтобы не выдать им все раньше
времени.
Дойл выпрямился и спросил одними темными глазами, смогу ли я
справиться. Я едва заметно кивнула и улыбнулась. Мы с Дойлом любовники, но моей
улыбке далеко было до похотливой улыбочки Андаис. Дойл положил оружие мне на
колени, разрушая миф о своем возвращении к Андаис. Впрочем, не думаю, чтобы
кто-то из стражей, кроме разве что Эймона, отдал бы королеве свое драгоценное
оружие. Некоторым из них она годами не разрешала воспользоваться даже крохами
их собственной магии. Оружие они ей не дали бы, опасаясь не получить его
обратно. Дойл своим жестом показал две вещи: во-первых, кому он здесь доверяет,
а во-вторых, что он знает: я умею не только брать, но и отдавать.
Он вынул пистолет из кобуры и протянул его Холоду.
– Пистолет хороший, – объяснил он.
Холод даже улыбнулся.
– И новый здесь достать трудновато, – добавил Рис.
Дойл кивнул.
Я успела подумать, удастся ли Дойлу ожидаемый спектакль, но
тут он отошел на самый дальний край возвышения, взял разбег и прыжком метнулся
в воздух. На миг стража застлал черный туман, тут же свернувшийся в
клубок, – и вот Дойл уже парил над головами придворных на огромных орлиных
крыльях, таких же черных, как была его кожа.
Удивленные и восхищенные вздохи встретили это зрелище.
Черный орел описал круг, вылетел к центру зала и понесся вниз, но не успели
черные кривые когти коснуться пола, как крылья расплылись туманом, и в мрамор
ударили и прошлись между столами уже копыта. Огромный черный жеребец дошел до
стола Маэлгвина и посмотрел на повелителя волков черными глазами Дойла. Потом
то ли опять поднялся туман, то ли в туман превратилась сама лошадь, но из
черных клубов возник громадный мастифф, которого мне уже приходилось видеть.
Огромный пес пыхтел в лицо Маэлгвину. Даже сидя, он был выше стола и свободно
заглядывал лорду в глаза.
Повелитель волков склонил голову – что-то среднее между
уважительным кивком и поклоном. Наверное, пса это удовлетворило, потому что он
направился к трону. Огромные лапы оттолкнулись от ступеньки и прыгнули ко мне.
Пес сел у подлокотника моего трона, и я не думая потянулась погладить его
мягкую шерсть.
Взметнулся туман – на ощупь такой же холодный, как и на
запах, словно идешь по лесу в дождь. Руку мне закололо магией, когда тело Дойла
стало расти и меняться. Не было никакого болезненного перемещения костей и
плоти, как тогда в Калифорнии. Даже оставшаяся в тумане рука чувствовала
превращение как что-то легкое и воздушное, словно пузырьки бежали вдоль кожи
или электрические разрядики. Дойл просто возник возле моего трона в
человеческой форме, сидя на коленях, нагой, укрытый водопадом черных волос. Моя
рука так и гладила его человеческую щеку, как секундой раньше – собачью шерсть.
Я хотела сделать ему комплимент, но боялась дать всем
понять, что еще не видела такого легкого превращения.
– Изумительно, – сказал Маэлгвин, и в голосе не
было и следа иронии. – Не помню, чтобы ты был прежде птицей.
– Не был, – подтвердил Дойл.
– Значит, ты обрел утраченное и еще новую способность
вдобавок?
Дойл кивнул. Я перебирала рукой густые пряди его волос.
– Что же вызвало это чудо? – спросил вельможа.
– Поцелуй, – ответил Дойл.
– Поцелуй, – повторил Маэлгвин. – Как это?
– Ну, поцелуй, – разъяснил Рис из-за моей
спины. – Вытягиваешь губы...
– Я знаю, что такое поцелуй, – оборвал его
Маэлгвин. – Я не знаю только, как он мог вызвать такую перемену в Дойле.
– Скажи ему, чей поцелуй вернул тебе магию, –
велела Андаис.
– Поцелуй принцессы Мередит.
Дойл не поднимался с колен, и я по-прежнему играла густыми
прядями, пробегала пальцами по теплому затылку.
– Вы лжете!
Это сказала Минивер. Она возглавляла свой дом, высокая
блондинка, на вид как благая – потому что когда-то благой и была. Царственная
красотка пришла к нам и пробивалась наверх, пока не возглавила собственный дом
при темном дворе. Она предпочла власть и почет при темном дворе изгнанию в мир
людей, а значит, Благой Двор никогда не примет ее обратно. Изгнание из сияющего
двора будет вечным. Иногда благие принимали обратно тех, кто жил среди людей,
но ушедшие к неблагим считались нечистыми.
Минивер встала с трона – сияющее создание с золотистыми
косами, струящимися по сверкающему золотому платью. Золотой обруч пересекал ее
лоб над безупречными дугами темных бровей и трехцветно-голубыми глазами. Она не
переняла у Андаис и двора привычку к темным цветам и одевалась так, словно
собиралась навестить другой двор.
– Ты что-то сказала, Минивер? – спросила Андаис.
Опуская титулы, она уже наносила сияющей даме оскорбление. Предостерегала –
лучше бы ей сесть и закрыть рот.
– Я сказала и повторяю снова: лжете. Не может смертная
дать сидхе новую силу.
– Она принцесса сидхе. Немного больше, чем простая
смертная, тебе не кажется?
Минивер качнула головой, разметав тяжелые косы.
– Она смертная, и тебе надо было утопить ее в
шестилетнем возрасте, как ты и пыталась. Только привязанность к брату
остановила твою руку.
Она говорила так, словно я ее не слышала, словно не сидела
прямо здесь собственной персоной.
– Брат мой Эссус сказал однажды, что Мередит на троне
была бы лучше, чем Кел, мой собственный сын. Я тогда ему не поверила.
– Кел хотя бы не смертный.
– Но Кел не вернул и капли потерянных нами сил. Как и
я, – сказала Андаис, и в голосе у нее не было иронии или провокации. Она
не играла роль.
– Ты хочешь, чтобы мы поверили, будто эта полукровка
сделала то, что не под силу чистокровным сидхе? – Минивер ткнула в мою
сторону, на мой вкус – слишком театрально. Жест и правда замечательно
продемонстрировал ее разрезные рукава, в разрезах проглянула синяя ткань
нижнего платья. Когда живешь неограниченно долго, иногда слишком много внимания
уделяешь внешнему виду. – Это позорище не должно сесть на трон, королева
Андаис!
