Минивер, задыхаясь, лежала на полу, глаза у нее потеряли
всякое выражение. Она увидела Джонти, оставшегося рядом с ней, и крикнула:
– Уберите его!
– Нет, – ответил он. – Я ее охранник, и я ее
охраняю. Мне твоя белая плоть не нужна.
Дойл опустил меня на пол, но ноги меня не держали. Я упала
рядом с ней на колени.
Минивер будто с мольбой протянула ко мне выздоровевшую руку.
Я слишком поздно поняла, что она лгала нам – лгала лицом, лгала телом. Дойл
отбил ее руку в сторону, и выброс энергии прошипел мимо, ударив в стол на
другом конце зала. Джонти прижал ей руку громадным коленом. Он качал головой.
– Хочешь, я вырву ей эту руку?
Я хорошенько обдумала это предложение, но все же отвергла.
– Свяжи ее, и пусть ее заберут.
– Нет, – вмешалась Андаис. – За то, что она
сделала напоследок, казнь ее начнется здесь, у всех на глазах.
Королева подплыла к нам в шелесте черного шелка и
остановилась над Минивер.
– До чего ж ты глупа. Как ты не поймешь: одно то, что
ты жива и исцеляешься, означает, что Мередит больше не смертная! Я видела
сегодня, как она умирала и как задышала опять. Ты потеряла все, что имела, ни
за что.
– Врешь, – прошипела Минивер.
Андаис нагнулась и странно ласковым жестом коснулась ее
лица.
– Ты жаждешь крови и насилия. Я это видела. Мы все это
видели. Ты пыталась меня уничтожить с помощью этой жажды – сейчас мы так же
уничтожим тебя. – Королева повернулась ко мне. – Видишь теперь,
Мередит? Ты предложила ей милосердие, а она попыталась тебя убить. Нельзя
показывать слабость сидхе, если хочешь ими править. – Она тронула меня за
лицо почти так же, как секундой раньше Минивер. – Выучи урок, Мередит,
изгони слабость из сердца – или сидхе ее из тебя вырежут. Вместе с сердцем.
Улыбка у нее была то ли задумчивая, то ли еще какая-то, я не
могла понять ее смысла, а может, и не хотела.
– Ты выглядишь усталой, Мередит.
Она забрала у меня свой меч.
– Отведите принцессу в мою спальню и располагайте моей постелью,
как своей собственной. Я пошлю с вами Ффлур. – На ее зов подошла сидхе с
такими же, как у Минивер, золотыми волосами, но у Ффлур кожа была
светло-желтая, а глаза – черные. Она была личным врачом Андаис больше лет, чем
я живу.
Она присела в изящном реверансе и сказала:
– Для меня честь служить принцессе.
– Прекрасно, прекрасно, – отмахнулась королева,
словно на самом деле у Ффлур никакого выбора не было.
Принесли цепи, и Минивер закричала, когда ее заковали. Цепи
были из холодного железа, они не позволят проявиться ее рукам власти. Гоблины к
металлам относятся спокойней, чем сидхе, – наверное, потому, что больше
полагаются на силу рук, чем на магию.
– Унеси ее, Мрак. Ступайте. – Королева повернулась
и пошла к своему трону.
Шолто не сразу понял, что мы уходим спать. Но когда понял,
он догнал нас у дверей.
– Долг слуа – охранять королеву, но когда мы скрепим
наш договор, мы будем охранять и тебя.
Он почти извинялся за то, что не помог мне больше. Для
монарха Шолто был молод, младше четырехсот лет, так что держался довольно
скромно.
– Я сегодня ни с кем сделок не скреплю, – сказала
я.
– Это неплохо, я сам сегодня не смогу оставить
королеву. – Он оглянулся на Андаис. – Слуа держат ее сторону, и
многим сидящим здесь нужно это напомнить.
Он был прав. А я вдруг почувствовала себя совершенно
разбитой. Я не хотела уже никакой политики, никаких игр. Руку сводило спазмами,
и все тело простреливала острая, кинжальная боль. Мышцы в руке будто жили
собственной жизнью, непроизвольно подергивались и сокращались. Я силилась не
стонать от боли – у сидхе это тоже считалось слабостью.
Ффлур легонько потрогала несчастную руку и прищелкнула
языком.
– У тебя разорваны мышцы и связки. И смещение,
разумеется. Мягкие ткани заживать будут дольше, чем кости. – Она покачала
головой и опять прищелкнула языком.
– Она сегодня вылечится? – спросил Ясень.
Ффлур смерила гоблина взглядом, словно не собираясь
отвечать, но все же снизошла до ответа:
– Нет, не сегодня. У нее примесь человеческой крови,
она исцеляется медленней.
Ясень улыбнулся мне.
– Тогда мы на сегодня тебя покинем, принцесса. Нам надо
бы пойти посмотреть, что там будет еще.
– Как вам захочется, – сказала я, мне и правда
было все равно, чем они займутся. Я быстро приближалась к точке, где боль
завладеет всеми моими мыслями. Вот-вот все остальное потеряет значение, и от
всего мира останется одна только боль. Мне нравится немножко боли в правильных
обстоятельствах, но эту боль мне в удовольствие не превратить. Будет просто
зверски больно.
Мы оставили за спиной большой тронный зал и бормотание
голосов: сидхе принялись за пересуды. Интересно, как скоро слухи о событиях
нынешней ночи долетят до ушей Короля Света и Иллюзий. Через два дня мне
придется посетить пир в мою честь при Благом Дворе. Два дня, чтобы вылечиться. Два
дня, чтобы скрепить союз со слуа и гоблинами. Два дня – кажется, маловато.
Глава 34
Исцеляющий источник восхитил Ффлур. Она заставила меня
выпить полную чашку холодной чистой воды, и боль ослабела. Целительница меня
раздела и велела окунуть руку в воду. Нельзя сказать, что все сразу зажило, но
мышцы прекратили дергаться, а боль из острой превратилась в тупую и ноющую. С
такой болью я могла смириться, я даже заснуть могла бы.
Пока нас не было, королевскую спальню отмыли и вычистили. Не
знаю, как удалось белым дамам убрать всю эту кровь, и, наверное, не хочу знать.
Гален помог мне освободиться от оставшейся одежды. Глаза у
него блестели непролитыми слезами. Он нагнулся и притронулся губами к моему
лбу.
– Я думал, я тебя уже потерял. – Я потянулась к
нему, но он шагнул назад. – Нет, Мерри, у меня первая стража. Если ты меня
обнимешь, я расплачусь, а это недостойно мужчины.
Он пытался шутить, но получалось у него не очень. Я
подумала, что дело не в одной только тревоге из-за случившегося, но я была не в
той форме, чтобы добиваться от него правды.
Дойл обвил меня своим нагим телом в центре громадной
королевской кровати. Кровать была не двуспальная. Я для нее придумала термин
"со-многими-спальная", но при королеве его не употребляла. Меня
клонило в сон от питья, которое мне дала Ффлур. Она сказала, что лекарство
поможет мне уснуть и ускорит заживление. Я погрузилась в первое забытье,
навеянное зельем и бархатным теплом тела Дойла.
Холод поцеловал меня в лоб, и я снова открыла глаза. Как я
их закрыла – не помню.
